Тайфун придет из России

Суета, торопливые сборы, обливание водой из пластиковой бутылки открытых частей тела. «Снова инвестируем во что попало», – по инерции ворчал Мишка. Потом принялся жевать доставленные мясные изделия, удивительно похожие на российские сардельки, и несказанно обрадовался – надо же, и в Мексике сардельки делают из упаковочной бумаги! Очередная беготня по долинам и по взгорьям. «А ведь можно не таиться, – с удивлением думал Глеб, озирая себя и преобразившихся товарищей. Обычные приезжие из дешевых отелей. Мешковатые бриджи, мятые рубашки неброских расцветок; Мишка, наконец-то, выбросил свою шляпу. Шанс повстречаться с очевидцами вчерашнего погрома в ресторане минимальный, ночные разбойники их лиц не видели, а уж от Виктора Павловича Бутерса они как-нибудь прикроются…»

«Самое безопасное место» в этот час оказалось в гуще народа, на причале. Секрет успеха был очевиден – не валить толпой. Мишка видел Глеба, Люба видела Мишку, Маша – Любу… Голый по пояс индеец выбирал слабину троса, устанавливая парус. Крикливые местные затаскивали на яхту с гордым названием «Санта-Фе» коробки, в которых что-то позвякивало. С кормы судна за ними надзирала блондинка в экономном пляжном наряде, за блондинкой с капитанского мостика – обрюзгший тип с сигарой. Глеб притворился, что блондинки его не волнуют, и прошел мимо. От бухты отходили два катера с сильным дифферентом на корму – на каждом орали темпераментные латиносы. Знойная красотка костерила невзрачного муженька, что он забыл зонт от солнца, и теперь хоть возвращайся!

Встрепенулся телефон в кармане. «Давай же, родненький, давай, – молил Глеб. – Только не вздумай разрядиться!» Он лучезарно улыбнулся смуглой пампушке в огромной кричащей шляпе, протискивающейся к своему судну.

– Сеньор, это вы? – деловито осведомился Умберто.

– Докладывай, дружище.

– Сеньора, которую вы очень хотели увидеть, прибыла в Пуэрто Фелипе пять минут назад. Не на автобусе, как вы предполагали, а на такси. Ее высадили позади башни с часами. С ней белый сеньор в темных очках, он внимательно осматривается. Сейчас они стоят в тени, и он куда-то звонит…

Становилось трудно дышать от волнения. Неужели что-то вырисовывается?

– Сеньор, я высылаю вам ее фотографию…

Пришло сообщение. Мальчишки сняли приезжую крупным планом. Она была закутана в белый платок – вроде как мусульманка. А половину того, что находилось вне платка, закрывали огромные солнцезащитные очки. На виду оставались только нос и губы. Глеб почувствовал сомнение.

– Послушай, Умберто, но ведь это не она…

– Это она, сеньор, можете не сомневаться, – в тоне абонента звучала «стопудовая» уверенность.

– С чего ты взял? Мне кажется, это не она… Ведь ни черта не видно!

– Сеньор, уж поверьте моему опыту, – усмехнулся мальчишка. – Это именно та женщина, фотку которой вы мне показывали. Сеньор, они уходят… – вдруг встревоженно забормотал он. – Вы уж или сомневайтесь, или что-то делайте. Мне тоже тут торчать как-то, знаете, не здорово. Знаете, сеньор, мне еще Ромеро и Сезарию хоронить нужно, их сбросили-таки вчера в море, надо искать…

– Прости, старина, – смутился Глеб. – Ты отличный малый, пусть у тебя все будет зашибись… Если не секрет, куда они идут?

– Сеньор, мужчина собирался повести ее по Касаренос, но она что-то высматривает в телефоне, наверное, хочет воспользоваться навигатором. Они спорят… мужчина остается… она уходит одна… Сеньор, она пошла напрямик по улице Пуэсто-Ночес, минут через восемь уже будет на причале…

Глеб разрывался, как буриданов осел – в кои-то веки он не мог принять взвешенного решения! Мысли метались. Что важнее: курица или яйцо? Нет, он должен двигаться туда, где сходятся все дороги. Не распыляться! Наталья Давыдовна – мишень, но существуют мишени и поважнее. Глеб не стал оглядываться, знал, что коллеги не спускают с него глаз. На перилах у мола лежали забытые кем-то солнцезащитные очки, он прибрал их как бы ненароком, нацепил на нос и прогулочным шагом отправился по причалу, наслаждаясь морским воздухом. Спустился по лестнице, переходящей в следующие мостки, и встал, насилу сдерживая волнение. Слева от него покачивался на волне паршивенький одномачтовый ботик. За ботиком – продолговатый остроносый вельбот, за вельботом – обшарпанная яхта с надписью на корме «Христофория», а за «Христофорией» – то самое, о важности которого вещал парнишка по имени Орландо. Суденышко ничем не выделялось. Даже красная полоса выше ватерлинии выцвела и в глаза не бросалась. Заурядный катер, впрочем, довольно вместительный. Корма чуть приподнята, трап отсутствовал – гостей пока не ждали, перепрыгнуть с причала на борт было весьма проблематично. Угловатая капитанская рубка возвышалась над обеими палубами. На корме никого, только обшарпанная надпись – «Калабрия» да выцветший узор на акростоле – декоративной кормовой оконечности…