Читаем Тагу. Рассказы и повести полностью

Вдруг руки Джонди раскрылись, словно для объятия, и Нати вспомнила: так уже было не раз. Таким он виделся ей в водяной пыли у водопада и в лунной пыли, там, в его пацхе. И, ужаснувшись при мысли, что сейчас Джонди в самом деле может ее обнять, Нати изо всех сил ударила его кулаком в грудь.

Джонди пошатнулся, вскинул руки, чтобы сохранить равновесие, но движение это оказалось слишком резким, и он полетел в Ингури.

— Хат! — послышался восхищенный голос Кваци.

Нати медленно повернулась к нему.

— Ткаши-мапа, — сказал Кваци. — Ткаши-мапа! — И в два прыжка опередил Нати, когда она бросилась к тропинке.

— Уже поздно, Нати, они уже на пароме, а на ту сторону нам пока хода нет.

Внизу, на тропе, уже никого не было, а за выступом скалы, о которую с грохотом разбивались волны, тропа ныряла в густые прибрежные заросли, и ее уже нельзя было разглядеть.

— Десять человек он отпускал домой, а в пять раз больше продавал, — тихо сказал Кваци.

Позади него стояли люди из отряда, которым еще минуту назад командовал Джонди Хурциа, и во все глаза смотрели на ткаши-мапу, лесную царицу, как назвал эту девушку Кваци. Смотрели сначала молча, а затем заговорили — одни одобрительно, иные растерянно, иные зло.

А Нати ничего не слышала, никого не видела, слезы застилали ей глаза, а отчаянный крик Гудзы все еще звучал в ее ушах, заглушая и тихий голос Кваци, и все другие голоса.

1968

Перевод Э.Фейгина

<p>ШОНИ</p>1

Девушка стояла на краю канавы… В одной руке у нее был кувшинчик, заткнутый кукурузными листьями, в другой — увязанный в платок полдник.

— Не надо, — сказал парень.

Он стоял в канаве, опершись на черенок лопаты. На его лице, разгоряченном от солнца и тяжелой работы, сверкал пот. — Мне и своей еды хватает. — По-мегрельски он говорил плохо, а когда сердился — так и того хуже.

Из-под челки волос, упавших на лоб девушки, ласково глядели на парня большие голубые глаза.

— Нет, не хватает, шони[18], — сказала она упрямо и присела на землю, выброшенную из канавы. — Хозяйским хлебом не насытишься.

— Отцепись ты от меня, девчонка! — Вместо угрозы в голосе парня невольно прозвучала мольба. — И за что только наказал меня бог! Зачем нанялся я к Катран-батони!

— Ты жалеешь об этом, шони? — Девушка окинула его грустным взглядом.

— Не надо было мне наниматься к Катран-батони…

— Вот что, шони, я немножко посижу с тобой. — Тряхнув головой, Циру отбросила назад волосы, улыбнулась парню, и на ее загорелом лице блеснули белые зубы. — Ты только не сердись, шони, я побуду с тобой совсем немножко. — Она развязала платок: в тыквенный лист была завернута горячая кукурузная каша — гоми с вплавленным в нее сыром. Сняла крышку с горшочка, до краю полного фасоли. — Это я сама заправила фасоль, шони.

— Я потому и не хочу, что ты сама заправила, — ворчливо отозвался парень. — Теперь-то ты уйдешь, наконец?

— Не уйду, — Циру, обхватив руками ноги, уперлась подбородком в колени. На лоб ее снова упала прядь волос.

Сван отвернулся от девушки, заправил за пояс подол архалука[19] и стал копать, загоняя лопату в землю по самый черенок и высоко подбрасывая комья.

— Чего ты надрываешься, шони, — сказала Циру, — отдохнул бы…

Парень бросил лопату, вылез из канавы и пошел прочь. Перескочив через забор, он вошел в виноградник.

Взгляд Циру всегда манил его, звал к себе. Когда она глядела на парня, он, как зачарованный, лишался воли. Даже сейчас, шагая по винограднику, ощущал он за спиной силу ее взгляда…

Циру действительно не отрывала глаз от парня, но теперь они были затуманены печалью. А когда сильная, рослая фигура свана скрылась за лозами, на ресницах девушки повисла слеза, и она уже ничего не видела перед собой. Все слилось воедино: и виноградник, и тополя, выстроившиеся вдоль забора, и курятники, и конюшни, и марани Катран-батони, и земля, и небо. Долго сидела она так, не опасаясь, что кто-нибудь увидит ее здесь, безразличная к тому, что скажет о ней молва.

— Что мне с тобой делать, шони! — прошептала она в отчаянии и закрыла лицо руками.

2

Невесту для Гау — так звали юного свана — выбрали, когда он был еще в материнской утробе. Конечно, обе матери могли родить девочек или мальчиков, но вышло так, что надежды родителей сбылись: сперва появился на свет Гау, а затем Мзиса. Отец Гау, Тависав Чартолани, навестил отца новорожденной и принес ему в подарок дробовик.

— Бекмурза, если твоя Мзиса по своей или чужой воле выйдет за другого, то я и ты… — Тависав положил широкую, как лопата, ладонь на рукоять кинжала.

Бекмурза был из зажиточного рода, и Тависав, как бедняк, хотел иметь невестку из его семьи. Бекмурза был ему другом и спустя год привел будущему жениху положенный обычаем накданвири[20] — упряжку быков. Тависав, в свою очередь, одарил будущую невестку на смотринах. Теперь уже никакая сила не могла разлучить помолвленных.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тихий Дон
Тихий Дон

Вниманию читателей предлагается одно из лучших произведений М.Шолохова — роман «Тихий Дон», повествующий о классовой борьбе в годы империалистической и гражданской войн на Дону, о трудном пути донского казачества в революцию.«...По языку сердечности, человечности, пластичности — произведение общерусское, национальное», которое останется явлением литературы во все времена.Словно сама жизнь говорит со страниц «Тихого Дона». Запахи степи, свежесть вольного ветра, зной и стужа, живая речь людей — все это сливается в раздольную, неповторимую мелодию, поражающую трагической красотой и подлинностью. Разве можно забыть мятущегося в поисках правды Григория Мелехова? Его мучительный путь в пламени гражданской войны, его пронзительную, неизбывную любовь к Аксинье, все изломы этой тяжелой и такой прекрасной судьбы? 

Михаил Александрович Шолохов

Советская классическая проза
Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза