Тагу. Рассказы и повести

Вечер еще не наступил, и блеклые желто-соломенного цвета лучи солнца еще заливали землю, но в узкой, как вагон, комнате Шалвы Кордзахиа было уже темно. Маленькая жестяная лампа с абажуром освещала только стол. На столе рядом с портретом Жорданиа стоял теперь портрет Ленина. Лицо Ленина осенял красноватый отсвет от обожженной бумаги самодельного абажура. Ленин был в пальто с каракулевым воротником и кому-то улыбался, прищурив глаза.

Этот портрет Шалва извлек из свертка, который нашли в классе его ученики. И когда Варден пришел к Шалве, ленинский портрет уже был в рамке рядом с портретом Жорданиа.

За столом сидели Шалва и Варден, и по тому, какими уставшими выглядели оба, можно было догадаться, что сидят они за этим столом и спорят уже давно.

— Я согласен с тобой, Варден, — сказал Шалва. — Человек начинает выбирать свой путь в жизни, свое призвание, свою жизненную цель, едва лишь становится на ноги.

— Но некоторые люди в пути меняют свои взгляды и избирают другую цель, — сказал Варден.

— Меняют. Но меняют в зависимости от того, в каких условиях им приходится жить. Меняют и в зависимости от своего характера.

— Правильно, Шалва, характер имеет немалое значение. И еще бывает так, что человек меняет цель под влиянием родителей, друзей, товарищей, даже врагов… под влиянием чужих бед и удач, под влиянием любви и ненависти, личных успехов и неудач. Выбирать тот или иной путь, примкнуть к той или иной…

— Я сегодня же примкнул бы к большевистской партии, — перебил его Шалва, — если бы большевистская Россия не стремилась захватить Грузию.

— Большевистская Россия протягивает нам руку помощи, дорогой учитель, а вы повторяете чужие слова о каком-то захвате и порабощении. Если бы царь Ираклий избрал другой путь и не присоединил Грузию к России, что бы стало с нашей Грузией? От шестимиллионного народа осталось тогда лишь пятьсот тысяч. Еще бы немного — и нас навсегда проглотили бы персы или османы.

Учитель молчал, разглядывая портрет Ленина, затем повернулся к Вардену:

— Варден, я повторяю, и ты можешь мне верить, что это вполне искренне, — я бы сегодня же вступил в большевистскую партию, если бы большевистская партия Грузии была не секцией большевистской партии России, а непосредственно секцией Коминтерна.

— Вы говорите, секция? Откуда вы это взяли? Коммунистическая партия Грузии и Коммунистическая партия России равноправные братские партии. Так оно есть, дорогой учитель, и так оно будет. И еще я хочу вам сказать: без помощи Советской России Грузии трудно будет установить Советскую власть. Сами меньшевики говорят, что "Грузия для Грузии" — пустая мечта.

— Так говорят и думают пустозвоны.

— Не такие уж это пустозвоны, — покачал головой Варден. — Вы, наверное, догадываетесь, почему в Батуми стоят военные корабли Великобритании?

— Помощь Великобритании я предпочитаю помощи великодержавной России.

— Англия пришла не для помощи. Она хочет завладеть Батуми.

— Хорошо. Поверим на минуту, что Великобритания хочет завладеть Батуми. Но ведь Россия отнимает у нас всю Грузию.

Варден посмотрел на портрет Ленина, и у него возникло такое ощущение, будто вождь большевиков слушает их беседу. Внимательно слушает. Улыбается и слушает.

— Вы верите этому человеку, Шалва?

— Верю, — без колебаний ответил учитель и тоже поглядел на портрет Ленина.

— Вы социал-федералист, но, судя по вашим словам, во многом солидарны с меньшевиками.

— Нет, не во многом, — возразил Шалва.

— Тогда объясните, почему рядом с портретом Ленина у вас на столе стоит портрет Жорданиа?

Шалва ответил не сразу. Подумал, прикрыв ладонью глаза, а затем спросил:

— Этот ленинский портрет принадлежит лично тебе?

— Да, — сказал Варден.

— Судя по тому; как он потерт, ты долго носил его у себя на груди. Так скажи мне, почему? Чем он тебе так дорог?

— Чем дорог? Ленин помог мне выбрать единственную верную дорогу, единственно достойную цель… А вам, видно, Жорданиа указал путь.

— Нет, не Жорданиа.

— Так почему же у вас на столе его портрет?

— Я уважаю Жорданиа как общественного деятеля… как главу нашего грузинского государства.

— Но ведь у вас с ним разные пути. И цели разные.

— Да, разные. Я уже сказал, что давным-давно сам, да, сам выбрал свой путь.

— Вы мой учитель, — сказал Варден. — Простите, что я так с вами говорю… ну, не совсем почтительно, что ли. Я понимаю, что ученик не должен учить учителя.

— Нет, почему же! Это замечательно, когда ученик перерос учителя. Я не стыжусь учиться у тебя, у человека, которого прислал Ленин.

— Ну, что ж, спасибо. Вот вы до моего прихода читали декрет Ленина… Я вижу, он лежит перед вами на столе… Вы поставили рядом портреты Ленина и Жорданиа и, должно быть, сравнили их пути.

— Допустим, что так было и в самом деле. Ну и что же?

— Так к какому же выводу вы пришли? Я спрашиваю вас, своего учителя… Все эти десять лет я помнил вас… Каждый ваш выговор, каждое поощрение… каждое слово… я хочу до конца своей жизни уважать и любить вас. Вы были моим первым учителем. Второй — он, — Варден взглядом показал на портрет Ленина.