Тафгай

— Кубок? — Задумался я на мгновение, и вспомнил, что именно в него Самсонов сначала налил пиво, которое все отказались пить, а затем кто-то ещё настряхивал пепел от сигарет и набросал окурков. Поэтому жестяное изделие осталось там, в раздевалке, в одном из одёжных ящиков. — Кубок завтра я сам на завод принесу. Поставим его в профкоме на почётное место, чтобы все видели и гордились.

— Ку-бок не по-те-ря-й, — чётко по слогам проговорил физорг Олег Палыч, глядя на меня одним немного протрезвевшим глазом.

* * *

Вторую ночь подряд снова не спалось. Я мучился в поисках смысла жизни, и пытался разглядеть будущее, которое меня ожидало за первым же углом. При этом сначала изделие номер два я протестировал на Нюрке, именно за неё проголосовала первичная комсомольская организация женской комнаты в общаге. Затем насадил Лариску, и не забыл после успокоить перед сном и Нельку. А вот с тем — куда деть последний резиновый колпачок, вышла заминка.

— Делайте, что хотите, — недовольно засопела Нюра, отвернувшись лицом к стене, на которой был наклеен плакат актёра Родиона Нахапетова.

«Суй в карман, пошли домой, я тебе не семижильный», — высказался голос в голове, с которым я уже постепенно начал находить общий язык.

— Оставлю на память, — я сунул презерватив из толстенной советской резины в карман брюк висевших на стуле и первым делом натянул трусы.

— Стоять! — Вскочила с кровати Танька. — Давай в последний раз меня.

— Как же Вася? — Хором спросили Лариска и Нелька.

— А он пусть сначала предложение сделает, — выкрутилась Татьяна, снимая с себя последнее, что на ней было, а именно трусики.

— Засади ей как следует, чтоб не зазнавалась, — пробурчала Нюрка.

«Домой, домой, домой», — забубнил голос в голове.

«Теперь уже поздно, обидятся», — ответил я.

Не знаю, как они с Василием накануне днём стыковались, но на мне Танька прыгала как ненормальная, как будто месяц ей никто не шлифовал глухое отверстие. Что было совсем не так, ведь прошлой ночью это делал я. А за качество своей работы я привык отвечать. И вдруг пока Татьяна тихо рычала, как голодная самка, с кровати напротив захныкала Нюра.

— Да что опять не так? — Не выдержал я.

— Он нас девчонки скоро бросит, — всхлипнула девушка. — Я прямо чувствую, что Ваню мы больше не увидим.

Тут повскакивали со своих кроватей Лариса и Неля и принялись утешать подругу. Тот факт, что в метре от них мы с Танькой пытаемся достичь некого вдохновенного состояния, их не волновало. Всё потому что привыкли, да и девки, чего греха таить — бесстыжие.

— Признавайся, — потребовала Лариска, — что удумал? У нас Нюрка, как Вольф Мессинг, всё что не скажет, всё сбывается.

— Да-а, да-а, да-а, — подтвердила слова соседки по комнате, прыгая на мне Танька, колыхая голой грудью перед лицом.

— Завтра, сначала одно дело сделаю, а потом заявление напишу, — признался я, ведь глупо было отпираться от Мессинга. — Поеду в Челябинск за «Трактор» играть.

— Трактористом что ли работать хочешь? — Смахнула слёзы Нюрка-предсказательница. — Зачем же уезжать так далеко? У нас здесь свои колхозы есть.

— Да-а-а, о-о-о, — наконец допрыгалась на моём рабочем инструменте Татьяна и сползла на бок.

— Посмотрим, — я встал с кровати. — Мне ещё две недели отрабатывать придётся по закону — это раз. В школе нужно бы за восьмой класс экзамены сдать — это два. Так что ещё встретимся — это три.

Глава 21

В десять часов утра, на заводе, предварительно послав подальше надоедливого мастера Ефимку, мы вместе с соседом Василием направились в приёмную директора этого крупнейшего предприятия Ивана Ивановича Киселёва. При этом два обстрелянных в хоккейных баталиях вратарских шлема, предварительно обернув прошлым номером «Советского спорта» мы захватили с собой.

— Сейчас в заводоуправление зайдём, — широко вышагивая, скорее себе проговаривал я. — В директорскую дверь пробьёмся и расскажем наше, точнее твое коммерческое предложение. Такие вопросы надо ставить ребром и решать быстро. А то я эту бюрократию знаю, с ними нужно как в хоккее, сначала впечатываешь в борт, а затем уже бьёшь в челюсть. До них так всегда лучше доходит.

— А если не пустят? — Семенил рядом Василек, неся под мышками оба ценных вратарских шлема, которые издалека напоминали два больших обёрнутых газетой яйца.

— Ясное дело не пустят, — я резко остановился, потому что в голове родилась смелая и рискованная идея. — Ты сейчас главное молчи и ничему не удивляйся. Чуть что скажешь, что видишь мою дебильную физиономию в первый раз в жизни! Ну, как говорится: «К чёрту пух и перо!» Пошли!

В чистеньком коридоре заводоуправления, где работяга в моей тёмно-серой робе выглядел, как раб, случайно заглянувший в жилище плантатора, я почувствовал себя словно голый. А раз так, то я счёл возможным позволить себе любую, даже самую дикую выходку. «На крайний случай, пусть думают, что немного ненормальный», — решил я, входя в приёмную директора горьковского автозавода.