Таежный вояж

В итоге, оказалось, что я первейший враг народа, кулак, недобитая контра, и что-то там еще. Так или иначе, мне не дали сказать даже слова, а просто сняли с меня всю амуницию, отобрали ружье, раздели почти до исподнего и связали руки. Я, конечно, пытался, что-то возразить, хотел сказать, что направлялся именно в село, но меня просто никто не слушал, и вообще складывалось впечатление, что отряд сюда ехал целенаправленно. Все говорило о том, что его командование знало и об этом доме, и о болезни отца, и о том, что здесь еще оставался я, а сам дом содержал в себе много «вкусного и полезного». Во всяком случае, после того, как меня закрыли в бане, из которой правда предварительно выгребли все шкуры, которые там находились, отряд вольготно расположился на подворье, и принялся обжираться моими припасами, предварительно отправив куда-то пару человек. Обжираловка вскоре плавно перешла в повальную пьянку. И уже к вечеру, находящиеся на подворье люди больше напоминали какую-то банду, отмечающую удачный налет, и вовсю горланящую песни. Песни, правда были все же революционные, этого было не отнять.

Ближе к темноте, один из красноармейцев, принес мне четвертинку черного хлеба и какую-то баланду в глиняной миске. Единственное достоинство этого варева состояло в том, что оно было горячее. Впрочем, выбирать не приходилось, а само варево было зачерпнуто из общего котла, поэтому я съел все что дали. Правда, удивился про себя, почему приготовили подобное месиво, в то время как погреб был забит качественными продуктами. Впрочем, последнее уже меня не касалось, а нарываться просто не хотелось. Хотя мои руки и были развязаны, выбраться из бани не было возможности. Это только в кино «неуловимые мстители» могли протиснуться через трубу с помощью колодезного журавля, а на самом деле, трубы в бане делают довольно узкими, чтобы сквозь них не уходило тепло, окошечко тоже было довольно маленьким и к тому же находилось возле двери. А вот дверь, мало того, что была плотно прикрыта и подперта поленом, так возле нее вдобавок постоянно находился кто-то из красноармейцев. И даже на просьбу вывести меня, чтобы оправиться, ответ был отрицательный.

— Оправляйся прямо там, все равно сюда уже не вернёшься, — было сказано мне, и на том разговор завершился.

Впрочем, это было и так ясно, не понятно было только что ждет меня дальше. А дальше было все интереснее и интереснее. К вечеру следующего дня, на подворье заехало десяток телег, и солдатики принялись опустошать дом, вынося из него все, до чего могли дотянуться. Первым делом были загружены продукты из подвала, причем, почему-то никого не волновало то, что за время пути туша коровы может банально протухнуть, и было бы гораздо умнее и правильнее съесть ее прямо сейчас, нежели тащить в село. Так нет же, ее закинули на телегу, прикрыли рогожей, а сверху навалили еще всякого барахла и отволокли телегу в сторону, видимо решив переночевать здесь. За всем этим я наблюдал через окошко и дивился человеческой тупости. Дом очистили до последней нитки, забрав из него все, даже выгребли из сарая прошлогоднее, и местами подопревшее сено. После того, как все телеги выехали за ворота, меня вновь связали и посадили в одну из телег, а дом, который исправно служил моей семье почти сотню лет, просто подпалили. И еще некоторое время стояли под бугром, наблюдая за тем, как он разгорается. И лишь убедившись в том, что пламя сожрет его до основания, был отдан приказ, и кавалькада телег, выехав на тропку, ведущую в сторону села, покинула это место.

Последнее, что мне запомнилось перед самым отъездом, так это бегающий от телеги к телеги дядька Прохор хватающий за рукав командира отряда и причитающий:

— Да как же так-то… Ведь мы же, вы же. Да что же тепереча-то… Ведь я же всей душой…

Тут же пришли на ум распеваемые вчера песни, особенно строки Интернационала говорящие: «…Весь мир насилья мы разрушим, до основанья, а затем…». Что ж, разрушать уже научились, ломать, как говорится не строить. Заодно обломали «лучшие чувства» дядьки Прохора, который судя по всему и привел сюда отряд, расчитывая, что дом, пусть и без запасов достанется ему.