Таежный робинзон

Его предки исповедовали ислам, но мог ли он сам назвать себя мусульманином? Коран знал поверхностно, слышал беседы о нем стариков, но, как говорится, краем уха. У молодости свои заботы и стремления. Мысли о высших духовных ценностях и необходимости духовной опоры приходят потом, на склоне лет. Такая пора для Ахмада пришла. Все эти годы, в трудные периоды, он обращался с просьбой к незримому Божеству помочь ему, и содействие приходило вовремя. Все — и мусульмане, и христиане, и иудеи — молятся одному Богу на разных языках, выполняя разные обряды, но одному. Значит, и он, Ахмад Расулов, должен благодарить этого единого Бога за содействие и благоволение, просить его и дальше оберегать на жизненном пути, а взамен следовать тем нравственным заповедям, которые предписаны людям в Священных книгах.

И Ахмад Расулов стал искренне молиться по утрам и вечерам единому Богу. Он не знал молитв, он скорее советовался с Богом, поверял ему свои мысли, и у него возникло убеждение, что Бог слышит и верит в разумность и осознанность его намерений.

В детстве он слышал от стариков хадисы, священные предания о жизни Пророка Мухаммеда (да будет Его имя благословенно в веках!) и Его сподвижников. Некоторые хадисы остались в его памяти и всплывали теперь в подходящих случаях.

Один из них был таким: «Имам Садык (да будет мир с ним!) сказал: «В судный день толпа воскресших подойдет к вратам Рая и начнет стучаться в них. Голос спросит их: «Кто там?» — и они ответят: «Мы терпеливые», «А в чем состояло ваше терпение?» — спросят их, и они скажут: «Мы были терпеливы в покорности Аллаху и терпеливо избегали всего, что противоречит Его воле». И тогда Аллах Всемогущий и достославный скажет: «Это правда, введите их в Рай». Ведь Он уже сказал: «Воистину терпеливым воздастся полностью без всякого счета!» И Ахмад Расулов стал верить, что и его тоже ждут райские блаженства, ибо кто, как не он, был по-настоящему терпеливым и не совершил ничего, что противоречило бы воле Аллаха.

Так появилась в его душе нравственная опора, которая в дальнейшем помогала переносить все испытания, выпадавшие в годы одинокой жизни в тайге.

И еще в нем крепла уверенность, что взамен погибшего друга Баеза, Создатель пошлет ему другого, потому что он часто просил Его в молитвах именно об этом.

И такой друг появился в его жизни через десять лет.

Никто к нему не забредал все эти годы, и потому он очень удивился, когда в середине дня в калитку постучали. Он отворил ее и увидел мужчин с широкими смуглыми лицами и узкими глазами. Несмотря на теплую пору, они были одеты в меховые кухлянки. Их было трое, на руках они держали продолговатый сверток.

Ахмад знал, что за тайгой в тундре живут ненцы и эвенки, кочуют, разводят оленей и в тайге появляются редко.

Он удивленно смотрел на них, они также удивленно глядели на него.

— Здравствуй, отец, — сказал почтительно один из пришедших.

— Здравствуйте, — отозвался Ахмад. Бородатый, с проседью в волосах, он, действительно, мог уже именоваться отцом, а то и дедом. — Входите.

Незнакомцы вошли во двор, положили сверток на землю.

Ахмад молчал, ожидая объяснения.

— Мы — ненцы, — сказал один из пришедших. — Я — Савелий, а это — Васька и Антон. Беда у нас, батька.

— Что случилось?

— Наше становище там, — Савелий махнул рукой в сторону. — Чумы там стоят, олешки бегают. Хотим перейти на новое кочевье, решили пройти сквозь тайгу, посмотреть короткую дорогу. Очень большой тайга оказалась, застряли в ней. Это моя дочь, — Савелий указал головой на сверток. — Перелезала через завал, упала, ружье выстрелило, сильно ранило ее. Помогать надо.

Ахмад растерялся.

— Но я не доктор. В больницу надо.

— Какая больница тут? — возразил Савелий. — Тысячу километров идти надо, и то не найдешь.

— Чем же я могу помочь?

— Смотри ее, лечи, а то совсем умрет.

Ахмад недоуменно смотрел на Савелия.

— Ты русский, — сказал тот. — Грамотный. Русские все умеют.

Ахмад Расулов мог бы сказать, что он-то как раз и не русский и к медицине никакого отношения не имеет, но это значило бы — терять время, а раненая девушка и впрямь может помереть. Если уже не умерла, потому что лежала молча, не шевелясь и не издавая никаких звуков.

— Что же вы ее на землю положили? Несите на крыльцо.

Ахмад постелил на крыльце меховую полость, на нее положили девушку. Она была без сознания, глаза запали, синие тени окружали их, синими были и губы.

«Не выживет», — подумал Ахмад.

— Крови много потеряла?

— Достаточно, батька, — согласился Савелий.

— Куда ранило?

— В плечо, однако.

Развернули одеяло, в которое была закутана девушка. Ее одежда была пропитана кровью. Ножом разрезали меховую куртку, матерчатую рубашку, открыли рану. Выстрел пришелся между плечом и грудиной, и это ободрило Ахмада. Значит, кости не повреждены. Судя по всему, ружье было заряжено пулей, дробь разворотила бы мышцы.

— Жакан, не дробь? — спросил Ахмад.

Савелий посмотрел на него с уважением. Русский доктор сразу определил, чем ранена дочь, разбирается, стало быть, надежда есть.

— Жакан, как есть, жакан, — подтвердил Савелий. — Молодец, батька.