Таежный гамбит

— Хорошо, что не наблюдается, — кивнул Струд. — Откуда им и взяться-то? В отряде Мизинова, верно, до сих пор оплакивают смерть своего командира. Нескоро будут здесь…

Над их головами просвистели пули, срезанные ветки попадали возле ног. Струд взял бойца за локоть и отвел подальше в чащу.

— Белявский начал из пулеметов постреливать, — Струд мотнул головой назад. — Но это не беда, пускай постреляет, пока Степан Сергеевич подходит. Ты вот что, дружок, скажи ему, пусть зайдет вон с того фланга, пойдем покажу.

Они вышли из чащи, и Струд показал на узкое ущелье между двух тесно стиснутых друг к другу утесов на далеком левом фланге Белявского.

— Вот там пусть зайдет, — разъяснял Струд. — Там его почти не заметно будет. А я пока стану, как могу, Белявского сдерживать. Пулеметы у меня есть, думаю, отобьюсь. Сейчас главное техническая сторона: кто кого перетерпит. Ну, давай, товарищ! — Струд хлопнул красноармейца по плечу и пошел к своим.

Приблизившись к позициям, залег: пулеметные очереди густо поливали ветки деревьев, камни, за которыми укрылись бойцы.

«Только бы в атаку не вздумали, — остерегался Струд. — А то мои хлопцы, чего доброго, учнут труса праздновать[62], давненько не видали офицерской атаки». Да и самому себе Струд вынужден был признаться, что меньше всего хотел бы сейчас оказаться штык к штыку с опытным офицером.

«Не дать им испугаться, — твердо решил про себя Струд. — Показать пример, предотвратить панику!»

Чего боишься, то непременно и случается. Изрядно изрешетив из пулеметов не столько лес, сколько нервы красноармейцев, офицеры прекратили стрельбу, поднялись в полный рост и побежали вперед с винтовками наперевес. Бежали грамотно: молча, перебежками, на расстоянии восьми-десяти шагов друг от друга. За первой цепью, метров через сто, поднялась вторая, за ней третья…

— Караул, братцы! — закричал кто-то из красноармейцев.

— Молчать! Без паники! — перекрыл его Струд. — Пулеметы, готовь!

Клацнули затворы, Струд лег у одного из пулеметов, рядом с молодым бойцом, вытащил из кобуры наган.

— Товарищ командир, — спросил пулеметчик, — а стрелять длинными очередями или короткими? Между ними вон сколько места-то, зря понастреляем патронов…

— Запоминай, — досадливо ронял фразы Струд, всматриваясь в приближавшихся. — В таких вот случаях нужен широкий огонь. Он получится, если ствол пулемета медленно, равномерно передвигать из стороны в сторону. На метр фронта должно выпустить примерно два патрона, не больше. Да не дергай ствол резко, скачками, иначе пули придутся неравномерно, а враг будет обстрелян недостаточно. Поразил врага широким огнем, шокировал его — бей огнем глубоким! То бишь снопы выстрелов переноси планомерно с одного участка на другой, как бы рассеивая их. Видишь маховичок подъемника? Медленно вращаешь его вправо-влево, и достигаешь глубокого огня.

— А как определить меру рассеивания? — паренек оказался сообразительным.

— Тут просто не объяснишь. Нужна практика, — пожал плечами Струд. — Искусство приходит не сразу. Но хорошо уже то, что ты про это спрашиваешь. Значит, из тебя выйдет хороший пулеметчик.

Паренек хотел спросить еще кое-что, но Струд скомандовал:

— Огонь!

Паренек надавил на гашетку, пулемет застучал, подпрыгивая. Струд едва успевал направлять ленту в приемник. Сквозь вспышки выстрелов он видел, как подбежавшие метров на триста офицеры, вдруг стали падать один за другим. Восторг захлестнул паренька: враги не залегали, нет — они умирали!

— Не давай врагу опомниться, — кричал Струд. — Засыпай его пулями, как дождем. В короткое время он должен понести такие потери, от которых уже не сможет оправиться. Не уставай поливать его огнем!

Вышла пустая лента, парнишка повернулся за другой, но Струд остановил его:

— Погоди-ка, пока не надо, — и кивнул в сторону врага.

Белые откатывались назад, перебегая от укрытия к укрытию. На белом снегу темнели пятна шинелей. Красноармейцы прекратили стрельбу. Струд поднялся из-за пулеметного щитка и посмотрел в бинокль.

— Все, больше не пойдут, — сказал он, снял папаху и вытер крупные капли пота.

… Отведя уцелевших в глубокую балку, Белявский, раненный в плечо и наскоро перетянувший рану, приказал сосчитать потери. Погибло восемьдесят семь человек. Белявский опустил голову и снял фуражку. Подтянулись люди Лаука. Помолчал немного, Белявский бросил подполковнику:

— Ну, что делать будем? У меня осталось сто двадцать шесть человек. Еще один такой штурм, и конец… Нет, господин подполковник, увольте. У меня не пушечное мясо… И где же, наконец, его превосходительство?

Подполковник Лаук в этом бою обеспечивал правый фланг наступления. Его офицеры не попали под такой сокрушительный пулеметный огонь, которым красные выкосили людей Белявского. В живых осталось больше половины его полка, однако, и он был настолько шокирован произошедшим, что ни о каком повторном штурме не помышлял.

— Надо отходить, — едва выдавил он. — Возможно, у генерала проблемы с обозом… Предлагаю отходить на соединение с главными силами. Вам решать, конечно.