Таежный гамбит

— Ваше превосходительство, к вам курьер от капитана Белявского! — часовой вошел в штаб и щелкнул каблуками.

Мизинов настороженно посмотрел на Яблонского, но в лице начальника штаба светился восторг.

— Бог ты мой! — не сдержался он. — О таком успехе можно было только мечтать!

— Где он? — сдержанно спросил у часового Мизинов.

— Их благородие чаю попросили с мороза, долго добирались, — ответил тот.

— Он один?

— Так точно, один, ваше превосходительство!

— Пусть согреется. Потом пригласите! — сухо приказал Мизинов. Часовой вышел.

— Ну что, Александр Петрович, нежданно-негаданно? Удача сама в руки идет? — Яблонский откровенно радовался.

— Подождите радоваться, Евгений Карлович, — нахмурился Мизинов. — Меня это немного настораживает. И где наши разведчики, которые по всем подсчетам должны были вернуться утром?

— Простудились от здешних ветров. Встретили красных и были ранены… Да мало ли что могло случиться, Александр Петрович!

— Случиться могло, действительно, что угодно. Но что именно случилось?

— Вы полагаете…

— Евгений Карлович, мы, можно сказать, в тылу врага, — оборвал начальника штаба Мизинов. — Следовательно, обязаны, вы понимаете — обязаныбыть начеку… Оружие при вас?

— Да, вот, — Яблонский похлопал по кобуре.

— Присядьте за стол, револьвер положите в ящик и не закрывайте его.

— Слушаюсь, — Яблонский сел за скромный письменный стол, раздобытый старостой для нужд штаба, открыл ящик, положил туда наган, сам сел на стул и настороженно смотрел на Мизинова.

— Вас не удивляет, что посыльный первым делом попросил чаю? — спросил Мизинов.

— Замерз с дороги человек, понятное дело, — оправдывался Яблонский.

— Не в традициях русской армии посыльному чаи распивать, не доложивши о деле, ведь так? — спросил Мизинов.

— Так-то так, Александр Петрович, но ведь они уже и не офицеры в полном смысле слова, сколько лет в тайге, другие привычки появились…

— Офицер всегда остается офицером, — возразил Мизинов. — И как он может быть им в «полном» или не в «полном» смысле слова? Я, по-вашему, в каком смысле офицер? — уже мягче и с улыбкой спросил он.

— Ну, зачем вы так, Александр Петрович! — было заметно, что Яблонский обиделся.

— Простите, Евгений Карлович, — извинился Мизинов. — В мыслях не было укорить вас в чем-то. Но вы поймите, что у нас около трех тысяч бойцов, и каждый из них на вес золота. Поистине, под нашим с вами руководством собрались, наверное, самые лучшие офицеры России. Цвет белой мечты, ее рыцари, уж простите мне такой затертый эпитет. Но он наиболее верно объясняет то, ради чего мы все еще не сложили оружия в этой борьбе. Офицер — он всегда офицер, в бою, в походе, на отдыхе, с женой и детьми. Всегда офицер! И как офицер постоянно думает о приказе… А этот — чай пить… Впрочем, посмотримте, Евгений Карлович, возможно, я слишком резок.

В дверь постучали.

— Войдите!

Двери распахнулись, и в комнату, грохоча сапогами, вошел среднего роста молодой подпоручик с планшетом через плечо.

— Господин генерал-майор! По личному поручению от капитана Белявского подпоручик Лукин! — козырнул он.

При первых его словах Мизинов насторожился и посмотрел на Яблонского. Тот пристально глядел на порученца. Им сразу же стало понятно все. Оглядев фигуру офицера, Мизинов нашел, что шинель на нем сидит мешковато, не по росту. Отдав честь, подпоручик так и стоял с протянутым планшетом — даже не вытащил оттуда письмо.

— Подпоручик, вы который год воюете? — первым спросил Яблонский.

— Так с восемнадцатого в тайге, — смутился порученец.

— А в германскую воевали, позвольте полюбопытствовать? — продолжал начальник штаба.

— Воевал… На Юго-Западном у Брусилова… А почему, собственно?..

— Да потому, ваше благородие, — перебил его Яблонский, — что как воевавшему у Брусилова вам должно быть прекрасно известно, что при личном докладе к генералу обращаются не по чину, а словами «ваше превосходительство»! И пакет вынуть из планшета и передать в руки! Не так ли? Или я что-то напутал?

Мизинов и Яблонский испытующе смотрели в лицо гостя. Тот заметно потерялся, покраснел, как-то неловко развел руками и вымолвил:

— Так ведь, ваши превосходительства, простите, конечно, но таежная война — она из тебя всю грамоту напрочь повыбьет. Все политесы забудешь. Одно слово — партизанщина, как красные нас называют.

— Сдается мне, подпоручик, что нам будет о чем поговорить, — сдержанно промолвил Мизинов, подходя к порученцу. — На досуге, когда вы вспомните, кто вы такой на самом деле. Руки! — Мизинов выхватил наган и приставил его к груди Лукина. — Не думайте сопротивляться, кругом часовые!

Лукин нехотя поднял руки с планшетом и презрительно улыбался:

— Ваша взяла, господа генералы! Но рано радуетесь. Белявский и Камов доживают последние деньки, и вам недолго осталось.

— Уж вам-то точно совсем чуть-чуть, — сказал Мизинов, вынув револьвер из кобуры Лукина и взяв из его рук планшет. — Я был прав, Евгений Карлович, планшет японский, из наших запасов.

— И японцев ваших скоро в море скинем! Вместе с вами! — Лукин осмелел и зло выкрикивал короткие фразы, брызгая слюной: — Пусть я погибну, это не меняет вашего краха!