Таежный гамбит

Мы пришли не мстить. Довольно крови. Довольно диктатур красной и белой. Пора спросить народ — как он хочет жить. Если действительно коммунисты хотят восстановления страны, пусть созовут Учредительное собрание, пусть сам народ выберет себе власть, которой он верит. С радостью подчинимся мы этой власти и будем верными ее слугами. До тех пор пока большевики не откажутся от диктатуры коммунистической партии — не восстановят они страны, обречены вести войну со своим народом. С твердой верой в правоту нашего дела, с горячей любовью к народу, с братским призывом ко всем любящим народ свой, пришли мы к себе на Родину. Мы несем свободу и мирное сотрудничество всех слоев и классов населения. Откажитесь от большевистской диктатуры, выскажите свою волю и закончите братоубийственную войну. И увидите — не будет ни красных, ни белых, будет единый, свободный, великий русский народ. Пока этого нет, народ будет против большевиков. А мы — с народом против коммунистов. Командующий Отдельным Приамурским отрядом генерал-майор Мизинов. Начальник штаба генерал-майор Яблонский. Политический консультант Петр Куликовский, член партии правых социалистов-революционеров».

Мизинов удивился, услышав свое имя. Посмотрел на Яблонского. Тот пожал плечами. Куликовский, заметив это, пояснил:

— Господа, это согласовано с премьер-министром. Более того — генерал Вержбицкий тоже одобрил эту резолюцию.

— Пусть так, — согласился Мизинов. — Господа, если у Петра Александровича нет больше вопросов, я вас не задерживаю. Завтра выступаем к предгорьям Сихотэ-Алиня. Предстоит первый бой. Советую хорошенько выспаться.

Офицеры расходились.

«Пусть как будет! — думал Мизинов. — Прав был Дитерихс: с этими Меркуловыми погрязнешь в болтовне. Но наше дело от того страдать не должно. Мы будем бить врага, для того и пришли сюда. А эти словоблудия… Начнутся бои, там и самому Куликовскому будет не до деклараций. Дай Бог, чтобы удача улыбнулась нам!»

5

На окраине якутского села Бойчон многолюдно. Жители села испуганно сжались в большую кучу у оленьих сараев, окруженные плотным кольцом красноармейцев. У каждого бойца — винтовка, в стороне на запряженной в лошадь телеге установлен пулемет «максим». Якуты переминались с ноги на ногу, в то время как из ближней к сараю избы выходил рассерженный военный в длинной кавалерийской шинели и в островерхом шлеме с голубой звездой. Поверх шинели — голубые «разговоры». Кавалерийский взвод послан сюда, чтобы наказать якутов за сочувствие мятежникам капитана Белявского.

Командир подошел к пулемету и скомандовал бойцам в цепи:

— Расступись! Оцепление перенести к торцам сарая!

Красноармейцы разомкнули кольцо, быстро разбежались к концам строения, оставив якутов стоять незащищенными перед толстой бревенчатой стеной сарая. К командиру подбежал пожилой старик-якут, упал на колени и, дергая за длинную полу шинели, заплакал:

— Не губи, хозяин! Мала-мала помогал Белявскому… Никто не помогал. Я одна помогал…

— Никто, говоришь? — командир гневно сверкнул глазами. — А эти, раненые белые, у тебя в доме — кто им перевязку делал? Кто кормил, ухаживал?

— Я ухаживал… мала-мала кормил… мала-мала поил… Больные нада лечить… Отец моя учил меня… Я всех больных лечил…

— Заладил тут! — командир оттолкнул якута ударом сапога, старик отлетел в снег и лежал там, молча всхлипывая.

— Значит так, граждане бандитские пособники! — громко обратился командир к селянам, по-прежнему жавшимся в кучу. — За помощь белобандитам и врагам Советской власти Белявскому и иже с ним революционный суд республики приговаривает к смерти каждого десятого жителя села! Переведи! — приказал он суетившемуся рядом молодом якуту.

Парнишка выступил чуть вперед и гортанно выкрикнул несколько слов в толпу. Люди загудели, зарыдали и стали обнимать друг друга.

— Завели панихиду! — взревел командир. — Раньше думать надо было! Сташук, — крикнул он в цепь, — отбери там десятых!

Помощник командира и трое красноармейцев кинулись в толпу и стали отдирать каждого десятого от намертво вцепившихся односельчан. Десятых оказалось восемь человек, среди них двое стариков и две женщины.

— Отдельно их! — указывал командир. — Остальных охранять!

Красноармейцы вновь окружили якутов плотным кольцом. Восьмерых поставили на открытом месте. Они уже не голосили и не сопротивлялись, понимая всю тщетность протестов.

— Пли! — махнул рукой командир, и воздух разрезали две пулеметные очереди. Восемь человек упали, как один — дружно, рядком, как колосья под серпом. Окруженные якуты заголосили громче, но на них никто уже не обращал внимания. Красноармейцы выстроились в колонну, и только тогда оставшиеся в живых бросились к убитым, распростерлись над ними и запричитали что-то по-своему, наперебой.

— Сташук! — снова позвал командир. — Сюда!

Красноармеец подбежал.

— Сходи в ту избу, покончи там с этими. Мы их так разукрасили, чего им мучиться?..

— Так ведь раненые же, товарищ командир, — заикнулся было Сташук, но командир рявкнул во все горло:

— Выполнять!