Таежный бродяга

Стараясь отвечать как можно внятнее и точнее, я пояснил ему, что работаю в экспедиции, что отряд наш базировался у Лисьего Ручья, а сейчас переместился дальше на север — в зимовье со смешным названием «Гнилой Шаман».

— Ага, — кивнул он, — та-ак. Вот почему там — у «Шамана» — стало шумно! А мы-то все понять не могли… Значица, экспедиция. — Крошечные медвежьи глаза его сощурились и ушли в тень. — Много же вас тут развелось… Ох много! Ну что ж. Пошли.

— Куда? — спросил я. — Мне к своим надо…

— Идем, идем, — сказал он, подталкивая меня в плечо. — И поменьше спрашивай.

— Но все же — куда?

Незнакомец не ответил — усмехнулся в бороду.

Подойдя к валежине, он нагнулся, покряхтывая, поднял и отряхнул от снега мое ружье. Потом закинул его за спину. И властно махнул мне рукой.

— Айда!

* * *

Малое время спустя я сидел в полутемной, низкой, жарко натопленной комнате. Изба топилась по-черному: дым выходил не в трубу, а в волоковое оконце над дверью. Таких первобытных строений я до сих пор еще не встречал — только читал о них в исторических романах. Окна здесь были затянуты рыбьим пузырем, стены сложены из вековых неохватных лиственничных бревен. В щелях шевелились тараканы. Над головой текли, свиваясь, синеватые дымные полосы. От духоты и едкого чада спирало дух и щипало глаза.

Я помещался в центре избы, у стола. А вокруг, на лавках, теснились угрюмые мужики. Они были немолоды и косматы, обряжены в меха, вооружены винтовками.

Кто они? — недоумевал я, что за люди? Все в них было мне странным: и туземная одежда, и этот дремучий их облик, и — что выглядело, пожалуй, подозрительнее всего — грозное, боевое оружие. На солдат они, во всяком случае, не похожи, размышлял я, томясь, и на уголовников — тоже… Мужички эти особой породы. Но — какой? Может, я попал к сектантам? К староверам? Однако староверы не курят, а эти — дымят вовсю. Кинулись на мой табачок, расхватали…

Табачок мой расхватали сразу же, как только я ступил в избу. Обыскали меня, вывернули карманы; хотели глянуть на документы — но их не оказалось (тайга ведь не город — таскать здесь бумаги ни к чему!). Единственное, что я имел при себе — нож, спички и кисет, — мгновенно пошло по рукам. И вот, закурив из моего кисета, они сидели теперь и шептались о чем-то. О чем?

Тот, кто привел меня (звали его, как выяснилось, Архип), сказал погодя:

— И что с тобой делать, голубь, ума не приложу. Залетел ты сюда на свою голову. — Он поскреб в бороде, насупился. — А может — на нашу… Насчет экспедиции ты, пожалуй, не врешь. Но как проверить?

— Да очень просто, — заявил я, — пошлите туда кого-нибудь. Или, хотите, идем со мной…

— Ишь ты, — засмеялся, закашлялся Архип. — Вон чего захотел… — Он помотал головой. — Ну, ловкач.

Мои слова показались смешными не только ему одному; тотчас же оживилось, задвигалось все это сборище.

— Как ты нас понимаешь? — спросил, отпыхиваясь, Архип. — Что мы за люди?

— Кто вас знает. — Я пожал плечами, осмотрелся медленно. — Не разберусь никак. Но это — ладно… Вы мне вот что скажите: зачем я-то вам понадобился? Чего вы от меня хотите?

— Мы одного хотим, — негромко, с хрипотцой проговорил сидевший рядом с Архипом приземистый, коренастый мужчина. У него было сухое скуластое лицо, татарские усики по краям жестокого рта. — Чтоб все у нас тихо было — вот чего мы хотим! Тихо, без хипеша!

— Так кто ж вам мешает? — удивился я. — Живите как хотите. Я-то тут при чем? И вообще — сколько вы меня здесь держать намерены?

— А это уж как мир рассудит, — вставая с лавки, сказал Архип. Он уже не смеялся больше; колючие глаза его посверкивали недобро и сумрачно. — Как мир решит… Ты в Бога веруешь?

— Да, — сказал я, — да… А что?

— Так молись, пока не поздно! Крепче молись! — Он почесал усы и потом, озирая сборище: — А и нам тоже пора на молитву. Айда, ребята! — Крупно шагнул к дверям. И, на миг задержавшись там, искоса поглядывая на меня, добавил угрожающе: — Побудь пока тута. И не вздумай бежать, учти: порскнешь — угодишь под пулю. Живым все одно не выпустим. Не уйдешь. Ни-ни.

— Может, его повязать пока, — прохрипел татарин, — так все же вернее…

— А-а-а, чего там, — небрежно отмахнулся Архип. — Никуда не денется.

Они вышли из избы — замкнули дверь снаружи. Я остался один и с беспокойством прошелся по комнате. Не нравилась мне вся эта история, ох не нравилась!..

Я потрогал дверь, она была заперта прочно. Подошел к окошку. Сквозь мутную пленку, заменяющую стекло, не видно было ничего; только свет проникал в избу — закатный, снежный, меркнущий свет. Да еще — звуки.

Я прильнул к окну и уловил негромкое похрустывание и шорох. Кто-то мерно расхаживал, вороша снежок. «Часовой», — сообразил я. И опять заметались тоскливые мысли: где я? Что со мною? Что тут вообще происходит?

И в этот момент — где-то совсем близко, почти рядом, — возник глухой, унывный гул голосов.