Таежный бродяга

Пожимая мне руку, парень сказал — сиповатым, застуженным баском:

— Иван Туманов. Рад увидеться! Я о тебе давно слышал — еще у хозяина… Как же, как же! Рад!

— Ты что, тоже с пятьсот третьей стройки? — спросил я.

— Оттуда, — кивнул Иван. — Курейку знаешь?

— Еще бы не знать, — усмехнулся я, — памятные места. Я там на штрафняке был.

— Да ну? — отозвался он, — значит, мы по соседству чалились. Штрафняк на сороковой версте стоял, а наш лесозавод — пониже, у самого устья. Н-да. Вот как… Землячки, стало быть. И когда ж ты, земеля, там был?

— В пятьдесят первом году.

— А я как раз в тот год, осенью, на свободу вышел.

— Ну, сейчас что делаешь?

— Тружусь, — улыбнулся Иван, — а что мне еще остается? Коль уж завязал, значит — кончики. Надо вкалывать!

Улыбка у него была простецкая, открытая — до ушей. И весь он выглядел на зависть крепким и ладным, и по лицу его, по всему его облику, заметно было, что он не ропщет на судьбу и вполне доволен своей участью.

Я спросил, с интересом разглядывая этого парня:

— Где же ты теперь вкалываешь?

— В экспедиции… Производим археологические раскопки древних городищ… В общем, экспедиция эта — от академии наук, понимаешь? Ученых всяких навалом. Ну, а я при них состою в работягах. Старшим — куда пошлют.

— И нравится?

— А конечно! Заработки приличные. И работенка тоже подходящая. Как я человек простой… Всю жизнь в лагерях жидкие щи хлебал, ломом подпоясывался… Мне не привыкать. Да ведь и образование мое — сам понимаешь. Неполное начальное. Это ты один такой у нас — и грамотный, и талант имеешь. Твое дело ка-а-анешно, особое!

— Он вообще, везучий, — поддакнул Гога.

— Везучий, — убежденно сказал Иван, — ясное дело!

— Да какой я везучий, — уныло махнул я рукой, — где оно, это везенье? В чем? Наоборот.

— Ну, как же! — ответил Иван, — мне Гога рассказывал, все уши прожужжал… Зашел в Союз Писателей, рванул там валюту — и в кабак. Чем не жизнь?! — Он прищурился. — Скоро, небось, в большие люди выйдешь, с нами и знаться не захочешь.

— Эх, да все это, ребята, не так, — проговорил я, запинаясь, — вранье это все… Говоря по совести, дела мои дрянь.

И внезапно — внезапно для себя самого — я откровенно, без прикрас, рассказал ребятам обо всем, что со мною нынче случилось. Передал им разговор с Сартаковым. И сообщил подробности последней нашей встречи с Рашпилем на воровской малине. Мне трудно было говорить. Но я устал и отчаялся, и гордыня моя на морозе ослабла. Да и какой был смысл теперь кривляться и что-то утаивать?

Ребята слушали меня молча, изумленно. Затем Иван сказал, крякнув и поджимая губы:

— Вот, значит, как! Ай-яй. Что ж, перекурим это дело — обдумаем… Ты — погоди!

Он отошел за папиросами. Я повернулся к Гоге — пристально глянул ему в глаза. Мне казалось, что Гога будет насмехаться, иронизовать надо мною. И ждал этого — с каким — то даже вызовом. Но нет; вид у него был не насмешливый, а скорее, грустный.

— Сколько же у тебя наличных? — спросил он тихо.

— Мало, брат, — пробормотал я, — пара копеек всего. Эх, да что…

— Ну, так держи! — Он торопливыми пальцами расстегнул тужурку. — Я кое — чего подшиб, подработал. Не знаю, то ли, наконец, фарту набрался, то ли рука начала привыкать, но нынешний вечер был удачным. Мы с Ноздрей, часа два назад, приличного фрайера накололи. Жирный достался сазан, наваристый… Грошей правда, оказалось не густо, но зато среди багажа попался чемоданчик — небольшой такой, плоскинький уголок, — с чем, как ты думаешь? С серебром! Всякие там ложечки, вилочки, то да се…

Сообщая все это обычной, бойкой своей скороговорочкой, Гога — одновременно — рылся в карманах пиджака, вытаскивал мятые бумажки, разглаживал их в ладонях.

— Вот, держи! — Он сунул деньги мне в руку. — Долг платежом красен… Тут три сотни. Мало, конечно, смех, но — на первый случай.

— А кстати, — спросил я, пряча бумажки, — где сейчас Ноздря?

— Отвалил, — сказал Гога, — поволокся к фарцовщикам — искать покупателя.

— Послушай-ка… — Я запнулся на миг. — Ты Ноздре не говори. Не стоит… ладно?

— О чем это ты? — сказал Гога. И потом: — Ах, вот что… вообще-то, ты прав, пожалуй. Трепаться — зачем?

И он мигнул, понимающе.

Вернулся Иван. Вскрыл пачку «Беломор-канала». Щелкнул ногтем по донышку; выскочили три папироски. Одну он сейчас же ухватил зубом, зажал в углу рта. Две других предложил нам. Мы задымили. И погодя, Иван сказал, задумчиво покусывая папиросный мундштук:

— Н-да. Положение твое действительно тухлое. Но что-то делать надо, так оставлять нельзя. Пропадешь. Скажи-ка… — Он опустил на плечо мне тяжелую свою лапу. — Только честно, браток: хочешь со мной — в экспедицию?

— Хочу, — ответил я радостно. — Мне теперь все равно куда, лишь бы была работа.

— Значит, согласен, — протяжно проговорил Иван, хорошо… — Он поморщился, чмокнул губами.

Тогда вот что. Я здесь как раз с начальником, с завхозом экспедиции. Приехали кое-какие грузы получать. Он мужик толковый, свойский. Бывший майор, фронтовик, с ним можно поладить… Идем-ка к нему! Объяснишь ему все, расскажешь, авось он и согласится зачислить тебя в наш отряд.

ЗЕМЛЯ ЛЕГЕНД И ТАЙН