Таежные встречи

Кроме моего постоянного спутника Прокопия Днепровского, с нами разделял путешествие охотник Егор Ногаев, знавший хорошо горные хребты, на которых мы в тот год вели геодезические работы. Спустившись в долину реки Халхасан, мы поехали по её широкой пади. День был тёплый, солнечный, а вокруг всё уже поблёкло, привяла трава, пожелтели листья. Словно в цветной наряд разоделась тайга. На её тёмнозелёном фоне появились заплаты из красных, пурпурно-оранжевых, жёлтых красок. Только в этих цветах уже не было блеска, игры, будто они тоже привяли. Предупреждая о грядущей зиме, на далёких хребтах лежал снег. Смотришь на этот печальный пейзаж и невольно поддаёшься чему-то грустному, словно сожалеешь о весёлых, полных жизни летних днях.

За падью нас встретил густой кедровый лес. Лошади, выбравшись на тропу, пошли веселее. Тут уже другое, куда ни посмотришь — всюду суета.

Полакомиться кедровыми орехами сюда пришли хищники, грызуны, слетелась и боровая птица. Все заботились: одни, запасаясь на зиму, прятали орехи по норам, в щелях и дуплах старых деревьев; другие жадно объедались, кричали и дрались; только медведь, выискивая чужие запасы, тихо шарил по тайге.

Придерживаясь реки, мы продолжали свой путь. Наша тропа часто пересекала ключи, переваливала низкие хребты и долго тянулась по долине. Я ехал позади всех и поэтому мог полностью отдаться наслаждению, которое испытывал, находясь в тайге в это замечательное время. Помимо того, что эта поездка сулила мне окончание работ, у меня было затаённое желание в этот раз увидеть изюбра и услышать его брачную песню, которую поют они только осенью. Кто хоть раз в жизни слышал её, тот может понять волнение, с которым я ехал тогда в тайгу. Кроме всего этого, мне хотелось сделать фотоснимки, о чём я мечтал много лет.

Уже вечером мы свернули с чуть заметной тропы и, перебравшись через реку, выехали на поляну. Там, в углу, стояла полуразрушенная временем избушка. Не успел я с Ногаевым отпустить на корм лошадей и стащить пожитки в избушку, как Прокопий уже вскипятил чай.

Остаток дня мне хотелось использовать для осмотра подходов на главную вершину хребта с тем, чтобы завтра итти наверняка и успеть сделать всё необходимое по работе, тем более, что этому благоприятствовала погода.

Выпив по кружке чая, я и Ногаев перешли реку и без тропы, напрямик, стали подниматься по крутому скату отрога. Чем выше мы поднимались, тем становилось круче, больше редела тайга и уже под вершиной наш путь пошёл по мягкому снегу. Им были покрыты вершины гор и крутые увалы. Как ни присматривались мы к снежному полю, нигде не было заметно следов зверя.

Когда мы вышли на верх хребта, солнце только что скрылось за горизонтом. Егор, усевшись на камень, достал кисет. Он медленно оторвал от газеты клочок бумаги, свернул «козью ножку» и с наслаждением закурил. Я же, пользуясь тем, что из глубины ключей не успела ещё выползти темнота, долго любовался развернувшейся панорамой и заносил в дневник описание хребта Буртуй, намечая путь к его вершине.

Густая кедровая тайга раскинулась по всей округе. У неё, казалось, не было границ, где-то далеко у горизонта она сливалась с синеватым небом. По зелёному фону тайги ползли серебристые змейки ключей, кое-где виднелись выступы скал и снежные горы. Над всей этой панорамой висела таинственная тишина, которая бывает в тайге только при вечерних сумерках.

— Попробую раз-другой зареветь в трубу, — сказал Ногаев, — авось кто-нибудь откликнется…

Он достал из сумки длинную ленту бересты, свернул её конической трубкой и долго, не решаясь нарушить тишину, смотрел на утопающие в вечерних сумерках долины. Затем он заложил в угол рта тонкий конец трубы, зажал его губами и с натугой потянул в себя воздух. Протяжный звук полетел по долинам. Егор, медленно приподнимая трубу кверху и меняя высокие ноты на низкие, внезапным басом оборвал свою песню, подражая голосу изюбра. Звук был настолько силен, что долго слышались отголоски его ударов о далёкие скалы. Мы стояли молча. Тишина была ответом на наш «призыв». Тогда Ногаев, подойдя ближе к склону хребта, протяжно повторил свою песню и не успел оторвать трубу от губ, как до нашего слуха ясно донёсся ответный рёв изюбра. Ревел бык где-то далеко в чёрной кедровой тайге.

— Слышишь, отзывается, — сказал Ногаев, всматриваясь в тёмную даль.

— Что будем делать? — спросил я с волнением.

— Будем спускаться к табору, завтра утром он к нам заявится, — ответил спокойно промышленник, свёртывая трубу. — Ведь зверь думает, что ревёт соперник!

«Неужели по голосу на таком расстоянии он может определить место, откуда исходил звук?» — подумал я. Ответный голос изюбра слышался издалека. Каким же нужно обладать инстинктом, чтобы, услышав один раз призывный голос, через несколько часов прийти на это место?!.

Мои мысли были прерваны повторным рёвом зверя. Я готов был остаться на ночь здесь, сменять свою постель на холодную бессонную ночь, но Егор разубедил меня, говоря, что это может повредить делу.

— Раз уж он ответил, то утром будет здесь, — сказал он.