Таэ эккейр!

— Понял теперь? — зло осведомился Эннеари. — Тебе ведь предлагают не просто самому род казни для себя выбрать, а еще и собственные руки к исполнению приложить! Все очень благопристойно, ты не думай: сначала становишься на колени и произносишь заклятие... это ничего, что ты его не знаешь, тебе подскажут. Потом идет собственно клятва. «Да погибну я злой смертью, если питаю к кому-либо из народа Долины вражду или неприязнь, злоумышляю или желаю недоброго». — Клятву Арьен процитировал с невероятно издевательской растяжкой в голосе. — А потом приходит боль. И унижение. Не какие-нибудь, а лично твои, собственные, для тебя одного сотворенные. Потому что сам ты их и сотворяешь. Самые нестерпимые. И все это время ты стоишь, как стоял, протираешь штаны на коленях и испытываешь добрые чувства к народу Долины. Пока можешь. Я не знаю, как долго можно удержаться и не вызвериться в ответ на такое издевательство, по мне, так и получаса никто не стерпит. Уж если не всему народу Долины, так виновнику этих страданий точно пожелает... чего-нибудь вполне достойного. А этого достаточно. Насчет «умереть злой смертью» — никаких преувеличений.

Лерметт потрясенно молчал. Да и какие слова тут можно найти?

— Да будь ты даже ходячим сосудом всех добродетелей, тебе этой клятвы не перенести! — Эннеари с размаху ударил себя ладонью по колену, словно печать ставил на приговоре. — А хоть бы даже и перенести — не бывать этому! Не дозволю. Разве что вместе со мной.

— Арьен, — посеревшими губами вымолвил король, — ты с ума сошел...

— Я? Нет. — Издевка перекривила рот Арьена в нечто совсем уже немыслимое. — Разве это не обязанность хозяина — отведать, что за кушанье он предлагает гостю? Обычай такой. А если обычай велит — кто мне вправе запретить? Или для эльфов это блюдо иное на вкус?

— Такое же... — еле слышно ответил король.

— А тогда вместе его и есть будем! — выдохнул Арьен. — Из одной миски. Потому что самим хлеб есть, а гостю помои предлагать — это...

— Арьен! — негромко, но властно окликнул его Лерметт. Меньше всего на свете он хотел бы делать то, что ему предстоит сейчас сделать и говорить то, что придется сказать. Но он обязан перебить Арьена. Обязан вмешаться. Обязан прервать друга любой ценой — прервать прежде, чем с его уст слетит непоправимое «это подло!»

Эннеари обернулся к нему.

— Успокойся, — прежним тоном произнес Лерметт, — я не младенец и в рот беру не всякую дрянь, а с разбором. Чего и тебе советую. Тебе незачем так кипятиться. Я уезжаю.

Он встал, подошел к телеге и принялся быстрыми уверенными движениями распрягать недоумевающую Мышку. Король даже не шелохнулся. Но Арьен — ох, будь же все трижды проклято! — Арьен вскочил и направился следом за ним.

— Я не могу позволить, — чуть задыхаясь, произнес Эннеари, — чтобы ты уехал. Тем более с обидой на душе.

Лерметт опустил голову. Ну что тут скажешь в ответ? Что Ренгану действительно удалось его задеть? Замечательно придумано. Арьен и так между отцом и другом на части раздирается — так что же, Лерметт, признаешь обиду и тем самым потянешь в свою сторону? Давай, тяни сильней — авось тебе хоть половинка достанется! Ты решил уехать, чтобы предотвратить беду — неужели только затем, чтобы накликать более тяжкую?

Есть конечно, и другой способ расставаться. Не к себе потянуть, а прочь оттолкнуть. Нахамить на прощание посильнее. Чтобы Арьену и в голову не пришло тосковать об уехавшем друге — да какой он после этого, к свиньям собачьим, друг? Сыграть тупую бестактную скотину, выставить себя бесчувственным мерзавцем... оказаться не самим собой, а кем-то совсем другим... обманщиком, исподволь вкравшимся в доверие... обманщиком... предателем... Что страшнее — расстаться с другом против своей воли — или узнать, что он тебе и не друг вовсе? Разлука — это всегда рана... но предательство — жгучая грязь, разъедающая эту рану.

Лерметт колебался недолго. Он поднял голову и улыбнулся. Это было трудно, но он сумел.

— Как ты только что сказал — а кто вправе мне запретить? — промолвил он. — И я вовсе не в обиде. Какой же я посол, если позволяю себе обижаться! Просто... знаешь, того, что я увидел на перевале, мне на всю жизнь хватило. Второй раз я этого видеть не хочу. А способствовать — тем более.

— Ты о чем? — растерянно произнес Арьен.

— О том, что ты опять в ловушке, — веско произнес Лерметт, — опять под камнем. И не переломав себе кости, не выберешься. Один раз я тебя со сломанными ногами из-под камня уже вытягивал. На этот раз я предпочитаю увезти камень.

Он сел на неоседланную Мышку, сжал ее бока коленями, и лошаденка послушно тронулась в путь, повинуясь всаднику, который не стал ни прощаться, ни даже оборачиваться.

— Как... из-под камня вытягивал? — вскрикнул у него за спиной эльфийский король. Но Лерметт все равно не обернулся.