сельдереем, из которого в Древней Греции делали венки и украшали ими головы героев,
укропом, с его взметнувшимися над грядками, легкими венчиками, с мягоньким узорочьем не листков, а скорее оперения,
кинзой, тархуном, петрушкой,
черешнями, глянцевито поблескивающими, розовыми, белыми, желтыми, красными, пропитанием для скворцов, лакомством для людей,
темно-красными, сочными вишнями, рясно усыпающими раздавшиеся вширь и ввысь кроны, глядящими на вас из темно-зеленой листвы,
сливами, сизоватыми с розовинкой, синими, дымчатыми, спелой тяжестью своей прогибающими плетеные корзины,
смородиной, красной, черной и желтой, листья и череночки которой хорошо еще и подсушивать, а потом понемногу добавлять в чай и травяные сборы,
крыжовником, колючим, с ягодами, словно надувшими губы,
малиной, нежной, такой мягкой, что тает прямо в руках,
клубникой, сочной, но не очень сладкой, если солнца было недостаточно, и на редкость сладкой, если солнца было вдоволь, —
а еще и травами, собранными в нужную пору, под молодым месяцем, выгнутое вправо лезвие которого зрительным эхом отразилось на зеленых исламских стягах, травами, природными лекарственными дарами, – мятой, мелиссой, чабрецом, лавандой, железницей – чабан-чаем, полынью – емшан-травой, ромашкой, зверобоем, чистотелом, валерьяновым корнем – кошачьей травой, спорышом, тысячелестником-деревием, цикорием, корнем солодки, подорожником, душицей, – да много их, этих трав, так удивительно много, всех и не перечислить, и все они хороши, —
и веет – с востока, с юга, из приоткрытых далей, с высей над облаками – всем, что влекло к себе, —