— Миш, слёзы — это не признак слабости. Все иногда плачут. И взрослые, и дети. В этом нет ничего постыдного. Я тоже иногда плачу. Когда грустно или больно. Это нормально, Миш. Не взрослей слишком рано. Позволь себе быть слабым. О тебе есть кому позаботиться.
— Не кому… Отец хочет отдать меня той женщине. Я не хочу… Я с ним жить хочу. Но меня же никто не спрашивает, — он снова уткнулся в свою кружку, пряча заблестевшие глаза.
— Не бывает безвыходных ситуаций. Всё наладится. Идём. Посмотрим парочку мультиков, пока твой папа едет.
Глава 31. Маша
Дима приехал, когда мы смотрели пятую серию «Ну-погоди!». Должна сказать, что Мишка вёл себя, как ни в чем не бывало. Никаких слёз и печальных вздохов, напоминающих о истерике. Наблюдая за беззаботным смехом ребёнка, я сама смогла расслабиться и спокойно выдохнуть.
Пока не вздрогнула, от дверного звонка. Никогда у меня не было так много гостей за день.
Сокольский-старший за эту неделю, что мы не виделись, казалось, осунулся ещё больше. Чёрная щетина на впалых щеках и как будто нарисованные неопытным гримёром синяки под глазами прибавили ему лет десять.
— Привет. Я скоро ещё больше поседею с этим ребёнком.
— Проходи, — я отступила на шаг, пропуская гостя. — Он мультики смотрит.
— Пусть наслаждается последними спокойными минутами. Я никогда его не наказывал. Похоже, что зря, — Дима спокойным шагом двинулся в комнату. Его глаза блестели от злости, не предвещая ничего хорошего.
— Как насчёт чая? — я схватила его за предплечье. Мужчина дёрнулся, зависнув взглядом на моей руке.
— Прости. Пойдём на кухню.
Не дожидаясь его ответа, я прошла на кухню. Пока крутилась у плиты, чувствовала мелкие мурашки, рисовавшие траекторию взгляда моего гостя. Не думала, что снова увижу его на своей кухне.
— Прости, что снова втянул тебя в это…
Я обернулась, мельком взглянув на него. Было больно видеть его таким. Разбитым. Подавленным. Не похожим на себя. На того прежнего себя. Он сел на стул, на котором совсем недавно сидел Мишка с чашкой какао.
— Расскажешь, что у вас двоих случилось?
Мужчина замолчал, погружаясь в свои воспоминания. Видимо, ему тоже не так легко дались эти годы. В каждом человеке спрятана драма. Нет ни одного, кто не жалел бы о своих решениях и поступках. Нет такого человека, который с уверенностью мог бы сказать — «Я сделал всё как надо».
— Длинная история. Не думаю, что тебе будет интересно.
— Я просто пытаюсь оттянуть взбучку, — я слегка улыбнулась.
— Мы с Ольгой познакомились на втором курсе юридического. Ей просто нужен был плюс один поклонник в списке, а мне… мне просто нужно было забыть… прошлое. После выпускного сыграли свадьбу, потому что Мишка должен был родиться. Наверно тогда она меня возненавидела. Дочка богатеньких родителей, которые заставили её пойти в ЗАГС. Вечные тусовки и шопинг с безлимитной картой остались позади. А я был обычным студентом. После родов вечные скандалы. Воспитанием она не занималась ни дня. В общем-то и не долго это продлилось. Через три года она переехала из нашей съёмной однушки к родителям. Мишка остался со мной. Чтобы обеспечить ему нормальное будущее, я стал практически жить на работе. Няньки заменили ему мать, которая даже не интересовалась его жизнью. После смерти тестя прикрылся поток финансовой помощи для Ольги, и она свалила в Европу. Пыталась строить карьеру и искать принца побогаче. На тот момент я уже неплохо зарабатывал, но видеть её рядом уже не мог. Винить тоже. Для неё это была ошибка молодости. Но если бы не она, не было бы у меня Мишки. Только он помогал просыпаться по утрам. В тот день, когда я заставил тебя нянчиться с ним, у нас должен был быть развод. Но всё пошло не по плану… — он оторвал взгляд от своих рук и внимательно заглянул мне в глаза. Видимо, искал осуждение или безразличие. Какая бы история у нас ни была в прошлом, последнее, что я испытывала — это осуждение.
— Что произошло?
— Развод отменился. На время. Ольга утверждает, что Мишка не мой.
Я покосилась на закрытую дверь, из-за которой раздавался смех ребёнка, и представила ту боль родителя, когда его мир рушится. Когда всё во что ты верил оказывалось одной сплошной ложью.
Сложно даже подумать, через что прошёл этот мужчина. Я никогда не задумывалась о том, как он жил эти десять лет. Я была полностью сконцентрирована на жалости к себе и самобичеванию. Но теперь стал ясным его осунувшийся вид.
— Зная её характер, я не удивился бы, что она его нагуляла. Но мне всё равно. Даже если он не от меня, он — мой сын.
— Это подло с её стороны.
— В этом она вся. Но теперь, спустя шесть лет, она решила его сама воспитывать. Личную жизнь наладила. Появились свои деньги. Я бы сказал, что проснулся материнский инстинкт, но это не так. Просто австрийские журналисты пронюхали, что у пассии какого-то там депутата есть сын в России. И она решила забрать его, чтобы не портить имидж, — его кулаки сжались в бессильной ярости от ощущения своей беспомощности.
— Дим, но ты же юрист. Адвокат. Неужели…