– Нет, – ответила Дженис. – Я про это тоже думала. Я думала, может, он что-то узнал про Тоби, понимаете? Когда мы все услышали, я у Тоби спрашивала. Нет, папа сказал только: «Я сегодня видел одного человека – он, конечно, имел в виду Этвуда – мне с тобой еще надо будет поговорить». Тоби пришел в ужас. Он подумал, что Прю Латур перешла в открытое наступление. Он окончательно растерялся и решил в ту же ночь стянуть ожерелье.
Дженис неловко повертела шеей. Она резко прибавила:
– Мама там, – она кивнула в сторону виллы напротив, – утешает бедного Тоби. Ах, с несчастным так гадко обошлись. Наверное, все матери такие.
– Ах! – прочувствованно произнес дядя Бен. Дженис встала со стула.
– Ева, – крикнула она с неожиданной пылкостью, – я ведь почти что не лучше Тоби. Простите меня! Мне страшно стыдно и неприятно! Поверьте!
И, тщетно поискав слова и ничего больше не добавив, она побежала через сад, по дорожке, обогнула виллу и скрылась из глаз. Дядя Бен поднялся не так порывисто.
– Не надо, – сказала Ева, – не уходите…
Дядя Бен не обратил на ее слова никакого внимания. Он сосредоточенно размышлял.
– А мне – нет, – проворчал он. – То есть мне не неприятно. Для вас все к лучшему. Вы и Тоби? Нет, – совсем запутавшись, он повернулся уходить, потом снова обернулся: – Я для вас кораблик выстругал, – прибавил он. – Думал – вам понравится. Как покрашу – пришлю. До свиданья.
И он заковылял прочь.
Он ушел, а Ева Нил и доктор Дермот Кинрос долго сидели молча. Они не смотрели друг на друга. Первой заговорила Ева.
– Это правда то, что вы вчера сказали?
– Что именно?
– Что вам завтра возвращаться в Лондон?
– Да, рано или поздно вернуться надо. Интересно другое – что вы намерены делать дальше?
– Не знаю. Дермот, я хотела…
Он перебил ее:
– Послушайте. Опять вы с вашей дурацкой благодарностью?
– А грубить-то зачем?
– Я и не думаю грубить. Я просто хочу, чтоб вы выбросили из головы мысль о благодарности.
– Почему? Почему вы все это для меня сделали?
Дермот взял со стола пачку сигарет «Мериленд», предложил ей, но она отрицательно покачала головой. Он зажег себе одну.
– Что за ребячество, – сказал он. – Вы же прекрасно знаете сами. Когда-нибудь, когда вы окончательно придете в себя, мы это еще обсудим. А пока я все-таки спрашиваю: что вы намерены делать дальше?
Ева пожала плечами.
– Не знаю. Я было собиралась уложить чемодан и переехать в Ниццу или в Канны…
– Нет, этого вы не сделаете.
– А почему?
– Потому что это невозможно. Наш друг Горон дал вам совершенно верную характеристику.
– О? Какую же?
– Он сказал, что вы социально опасны и что нельзя угадать, что с вами еще стрясется. Если вы отправитесь на Ривьеру, на вашем жизненном пути того гляди объявится какой-нибудь ловкий покоритель сердец, вы вообразите, будто влюблены в него и… ну да ладно. Нет. Возвращайтесь-ка лучше в Англию. Там вам тоже не гарантирована безопасность, но хоть будет кому за вами присмотреть.
Ева задумалась.
– Честно говоря, я и сама подумывала об Англии, – она подняла глаза. – Скажите… Вы думаете, я надрываю душу из-за Неда Этвуда?
Дермот вынул изо рта сигарету. Он прищурился. Он долго смотрел на Еву, потом ударил кулаком по ручке кресла.
– Вот где чистая психология, – сказал он. – Попробуем обойтись минимумом слов.
– Отвечайте же.
– Я не убивал его. "Ты не убийца, но и не лезь с услугой, чтоб ближнего избавить от недуга [13]". Я, конечно, способствовал его смерти. Если б не я, если б его выходили, его бы прикончила гильотина. Но мне тогда это было неважно.
Дермот помрачнел.
– Тоби Лоуза, – продолжал он, – вы никогда не принимали всерьез. Вам было тоскливо, одиноко, нужно было на кого-то опереться. Такой ошибки вы больше не совершите. Это уж я беру на себя. И если б не милый пустячок в виде убийства, так еще что-нибудь вас бы уберегло. Но Этвуд, возможно, совсем другое.
– Вы считаете?
– Малый действительно любил вас, конечно, по-своему. Когда он говорил вам о своих чувствах, он вряд ли актерствовал. Что не помешало ему использовать вас для алиби…
– Еще бы.
– Но от этого его чувства не изменились. Интересно, изменились ли ваши? Этвуды – явление чрезвычайно опасное.
Ева сидела не шевелясь. В саду темнело. Глаза ее влажно сияли.
– Ничего, что вы думаете за нас обоих, – сказала она ему. – Правда, так даже лучше. Только одного не думайте, если можно, – того, что думали Лоузы. Подите-ка на минутку сюда…
Мосье Аристид Горон, префект полиции Ла Банделетты, свернул на рю дез Анж и двинулся по ней величавой походкой монарха. Гордо выпятив грудь, царственно ступая короткими ножками, он поигрывал тросточкой в самом приятном расположении духа.
Ему сообщили, что ученейшего доктора Кинроса можно найти сейчас за чаем у мадам Нил, в саду за виллой этой милой особы. Ему, Аристиду Горону, предстояло известить обоих, что дело Лоузов благополучно завершено.
Мосье Горон осветил улыбкой всю рю дез Анж. Дело Лоузов послужило к вящей славе полиции Ла Банделетты. Из самого Парижа приезжали сюда репортеры, особенно фотографы.