Табакерка императора

– Ну, я и подошел поближе – на него посмотреть. Вы сами знаете, что я увидел. Я включил верхний свет, только зачем? – и так все было ясно. А я все держал ожерелье. Тут-то, видно, я и запачкал его кровью, хоть на перчатки ничего не попало. Отец будто мирно спал, только голова была разбита. И все время, все время шкатулка наигрывала «Тело Джона Брауна».

Надо было ее унять. Я подбежал к ней, пнул ногой и сунул обратно на полку. И еще я вдруг понял, что уже не могу подменить ожерелье. Я подумал, что папу убил грабитель. Значит, этим займется полиция. И если я отнесу Прю ожерелье в сто тысяч франков, и полиция про это узнает, а потом обнаружит подделку…

Я совсем отчаялся. Тут любой бы отчаялся. Я осмотрелся и увидел кочергу, которая преспокойно висела среди каминных принадлежностей. Я взял ее в руки. На ней были волосы и кровь. Я повесил ее обратно. Это меня доконало. Я мечтал только поскорей убраться. Я стал совать ожерелье на полку, а оно соскользнуло по бархату и упало на пол. Там я его и оставил. У меня, правда, хватило соображения выключить верхний свет. А то как-то неприлично.

Он умолк. Кабинет мосье Вотура наполнился зловещими призраками. Дермот Кинрос, сидя на углу следовательского стола, изучал Тоби с насмешкой, но и с восхищением.

– И вы никому об этом не рассказали? – спросил он.

– Нет.

– Почему же?

– Меня… меня могли неверно понять. Могли бы ложно истолковать мои намерения.

– Понятно. Точно так же, как ложно истолковали намерения Евы Нил, когда она рассказала свою историю. Но, положа руку на сердце, почему же вы требуете от нас, чтоб мы поверили вам?

– Хватит! – взмолился Тоби. – Откуда же я мог знать, что кто-то на меня смотрит из этого проклятого окна через дорогу? – Он метнул взгляд на Еву. – Во-первых, Ева сама клялась, что ничего не видела. Вы все тут свидетели, подтвердите! Я до вчерашнего вечера не слышал про эти несчастные «коричневые перчатки»!

– И вы до сих пор умалчивали о своем подвиге, хоть от вашего признания зависела судьба вашей невесты?

Тоби ошалело посмотрел на Дермота:

– Ничего не понимаю!

– Не понимаете? Ну так послушайте. Сразу же после разговора с ней, в час ночи, вы поднялись к отцу и нашли его мертвым?

– Да.

– Стало быть, если она его убила, то еще до часа? В час, сделав свое дело, она уже у себя и беседует с вами, так?

– Да.

– Она сделала свое дело и к часу вернулась домой. Зачем же она опять вышла из дому и в полвторого вернулась вся в крови?

Тоби открыл и сразу же закрыл рот.

– Что-то не сходится, знаете ли, – заметил Дермот с обманчивой мягкостью.

– Уж одно из двух. Вся эта картина, нарисованная Иветой, – ах, преступница, в половине второго, отпирающая входную дверь, крадущаяся домой, «ужасно растрепанная» и поскорей, поскорей смывающая с себя кровь, – нет, знаете ли, хорошенького понемножку. Не намекаете же вы на то, что, убив сэра Мориса Лоуза, она через полчаса с лишним совершила еще одно убийство? Ибо, вернувшись домой после смерти первой жертвы, она, вероятно, уж привела бы себя в порядок, прежде чем снова выходить из дому?

Дермот, сложа руки, небрежно сидел на краю стола.

– Вы согласны со мной, мосье Вотур? – спросил он. Елена Лоуз стряхнула с плеча удерживающую руку брата.

– Не понимаю я этих ваших тонкостей. Меня мой сын интересует, и больше ничего.

– Ну нет, – вдруг вмешалась Дженис. – Если Тоби путался с той девицей на рю де ла Арп и сделал то, в чем сам сейчас признался, так, по-моему, мы ужасно обошлись с Евой.

– Успокойся, Дженис. Ты же сама говоришь: если он это сделал…

– Мама, но он признался!

– Так уж, наверное, у него были причины! При всем моем уважении к Еве, – и я от души желаю ей выпутаться из этой истории, – меня больше беспокоит другое. Доктор Кинрос, Тоби говорит правду?

– О да, – сказал Дермот.

– Он не убивал бедного Мориса?

– Конечно, нет.

– Но кто-то убил, – заметил дядя Бен. Глаза у дяди Бена забегали.

– Да. Кто-то убил, – согласился Дермот. – Мы к этому подходим.

Во время всей сцены единственным лицом, не сказавшим ни слова, была сама Ева. Луч маяка отбрасывал на стены искаженные тени, движущиеся как в театре теней, а Ева пристально разглядывала носки своих туфель. Лишь в одном месте рассказа, как бы что-то припомнив, она сжала ручки кресла. Под глазами у нее были темные круги, а на нижней губе белая отметина от зубов. Погруженная в себя, она качала головой. Наконец она подняла глаза и встретилась со взглядом Дермота.

– Кажется, я вспомнила, – сказала она ему, откашлявшись, – то, что вы просили меня вспомнить.

– Я должен вам объяснить. И еще извиниться.

– Нет, – сказала Ева. – Нет, нет, нет! Теперь я понимаю, почему мой сегодняшний рассказ причинил мне столько неприятностей.

– Только не обрывайте вы меня, дайте спросить! – возмутилась Дженис. – Лично я ничего не понимаю. Какая же тут отгадка?

– Отгадка, – ответил Дермот, – имя убийцы.

– Ах, – пробормотал мосье Горон. Ева разглядывала императорскую табакерку, переливающуюся всеми красками на столе рядом с рукою Дермота.