– Просто чтобы прикарманить табак после ухода болгар. Сейчас они не могут конфисковать запасы «Никотианы». А если они конфискуют их у вас, им придется в случае поражения платить за табак вдвойне, в порядке репараций. Им выгоднее, если после эвакуации болгар табак «Никотианы» останется здесь, превратившись в имущество без хозяина, – тогда они постараются по мере сил нагреть на нем руки. Война между немцами и болгарами – вопрос часов.
Кондоянис не отозвался. Все трое шли молча под нещадно палящим солнцем.
– Вы сказали – «часов»? – рассеянно переспросил грек.
– Болгарская дивизия в Халкидике начала отходить по горам.
– Ну так что же?
– Болгары не хотят идти через Салоники. В окрестностях города расположены сильные немецкие части, которые могут их окружить.
– Тут сам черт не разберет, – уныло проговорил грек. – Но договору, мне кажется, это не угрожает… Германский папиросный концерн получил указание из Америки не препятствовать сделке. Вы думаете, что, не будь этого, фон Гайер сидел бы до сих пор сложа руки?
– Боюсь, что бараньи головы в гестапо не всегда слушают фон Гайера, – возразил итальянец. – Вчера я встретил на главной улице Лихтенфельда…
– Барон не гестаповец, – заметил Кондоянис.
– Знаю, – продолжал Малони. – Но с ним была красавица Дитрих.
– Дитрих? Что за Дитрих?
– Особа, с которой не стал бы спать и последний солдат. Служит в Германском папиросном концерне. Я подозреваю, что она агент гестапо.
– Ага, вспомнил, – сказал грек. – Как-то барон распространялся насчет нее не в очень лестных выражениях.
– Однако это не помешало ему жениться па ней.
– Как?…
Лицо у Кондояниса задергалось от смеха, но он не издал ни звука. Он всегда смеялся беззвучно, сжав губы.
– Я сам чуть не лопнул со смеху, – сказал Малони. – Только Лихтенфельд мог жениться на подобной женщине. Когда я с ними заговорил, они сказали, что уезжают в свадебное путешествие в Афины. Было над чем посмеяться. Но есть основание и для тревоги: эта Дитрих, ныне баронесса Лихтенфельд, спросила меня между прочим, не встречал ли я здесь вас.
– А вы что ответили?
– Конечно, сказал, что нет.
– Да… – Голос Кондояниса прозвучал холодно. – Ну и что же?
– Ничего, – быстро ответил итальянец. – Но я невольно связываю ее вопрос с этими типами, что сейчас следуют за нами.
– Значит, гестапо хочет воспрепятствовать моей сделке с «Никотианой»?
– Или выжать из вас деньжонок.
– Но откуда они узнали о моих переговорах с «Никотианой»?
– Не будьте наивны, – проговорил Малони. – У них свои агенты в каждой болгарской фирме.
Кондоянис вытер вспотевший лоб. Малони, которого он считал своим человеком, внезапно вызвал у него страшное подозрение. Прошлое итальянца никому не было известно, а злые языки твердили, что его не раз изобличали в жульничестве во время игры в покер. Трудно было допустить, что слух о сделке дошел до гестапо через болгар. Борис был заинтересован в том, чтобы вести переговоры в полной тайне. И наконец, Кондояниса поразило, что немецкие агенты появились как раз в тот день и час, когда предстояло подписание договора. Грек неожиданно осознал все вероломство Малони. Понимая, что все потеряно, он успел шепнуть нотариусу:
– Если меня арестуют, немедленно телеграфируйте моему брату в Афины.
Все трое дошли до угла узкой и крутой улицы, ведущей к верхней части города. В это время немецкая машина ускорила ход, обогнала их и остановилась в десятке метров перед ними. Из машины вылез альбинос. Он отвернул лацкан своего пиджака, под которым был какой-то значок, затем указал на открытую дверцу машины и грубо скомандовал:
– Einsteigen![62]
– Что? Какое вы имеете право? – попытался протестовать Кондоянис.
– Sofort![63] – повторил альбинос.
Пальцы его точно клещами сжали греку плечо, и он втолкнул Кондояниса в машину. Кондоянис злобно взглянул на итальянца и прошипел по-гречески:
– Подлец! Мерзкий пес!
В гостинице для болгарских офицеров Борис и Костов занимали одну комнату. У них были документы, в которых командованию болгарского корпуса предписывалось оказывать им содействие, словно они разъезжали с какой-то тайной, общественно полезной целью и, чтобы достичь ее, нужна была помощь и болгарской армии. Впрочем, подобными документами располагали все крупные спекулянты, передвигавшиеся по Беломорыо. Это позволило эксперту немедленно связаться по телефону с Ириной и сообщить ей о внезапной болезни Бориса.
– Должно быть, малярия, – сказала она. – Мне необходимо приехать?
– Пока нет, – ответил Костов. – Сейчас пойду за врачом. Если состояние больного ухудшится, позвоню вам опять. Но имейте в виду, что путешествие теперь грозит неприятностями.
– Это не имеет значения. Я обязана приехать.
Костову показалось, что в ее голосе прозвучала ирония.
– Как здоровье Аликс? – спросил эксперт.
– Все так же, но мы нашли новые лекарства.
– Очень вам благодарен… А настроение вообще?
– Довольно смутное, особенно среди военных.
Телефонная связь неожиданно прервалась, и Костов положил трубку. Он разговаривал из комнаты коменданта гостиницы – мобилизованного подпоручика запаса, который в это время закусывал хлебом и сыром.