Табак

– Обязана помочь, – проговорила Ирина с горькой усмешкой.

– Будет верхом подлости, если потом ты ее выдашь.

Ирина засмеялась холодным, невеселым смехом.

– Ты считаешь меня моральным выродком, не так ли? – спросила она.

– Нет! – Голос Динко был по-прежнему тверд. – Потому я и обращаюсь к тебе, что не считаю тебя выродком.

– Спасибо! – Горькая усмешка не сходила с ее губ. – Попытаюсь сделать все, что могу.

– Завтра утром я заеду за тобой на двуколке.

– Ладно. Приезжай.

Динко встал и собрался уходить, но Ирина остановила его.

– Тебе, наверное, хочется поговорить со мной еще о чем-то? – со злой иронией спросила она.

– Незачем, – ответил он. – Все ясно и для нас, и для соседей, и для тебя.

– А я хочу, чтобы стало еще ясней.

Ирина протянула ему свой портсигар, наполненный экспортными сигаретами с золочеными мундштуками. Динко хмуро уставился на серебряную безделушку, украшенную рубинами, и не взял сигареты.

– Ну да! Это от него, – с раздражением сказала Ирина. – Хороший подарок, правда?

– Хороший и дорогой, – равнодушно согласился Динко, закуривая собственную сигарету.

Наступило молчание, и тут Ирина почувствовала, что он сейчас выскажется начистоту. И она была благодарна ему за это.

– Послушай, – начал Динко спокойным тоном, который неприятно удивил и даже несколько уязвил Ирину. – Из всех родственников только я один могу тебя понять. Покойный дядя и тот не понимал тебя. Он был человек честный, но скованный мещанскими предрассудками своей среды… Это тебя тяготило, правда?

– Да, – ответила она тихо.

– А ты уверена, что я могу тебя понять?

– Не совсем.

– Тогда допустим хотя бы, что я искренне стремлюсь к этому.

– Допустим, – сказала она равнодушно.

Он хмуро взглянул на ее смуглую нежную руку, золотые часы, ногти, покрытые темно-красным лаком. На позолоченном кончике ее сигареты осталось пятнышко от губной помады. Ничто так очевидно не выдавало отчужденности Ирины от семьи, как эта изящная, выхоленная рука. И все же это была рука девушки из народа. Об этом напоминали и широкая кисть, и крепкие мускулы предплечья.

– Ну что же, допустим!.. – Он горько улыбнулся. – В таком случае я мог бы задать тебе несколько вопросов, и ты не подумаешь, что я вмешиваюсь в твои личные дела или навязываюсь тебе в опекуны?

– В опекуны? – повторила она, как безразличное эхо. – На это ты не имеешь права… С какой стати?

– Разумеется. Я говорю с тобой просто как друг… Или как представитель семьи, если тебя коробит слово «друг».

– Нет, не коробит… – Ирина потушила сигарету. – Что именно тебе хочется узнать?

– Совсем не то, что ты думаешь. Меня не интересует формальная сторона дела.

– Очень хорошо! – В ее голосе прозвучала сдержанная признательность. – Я пока не могу выйти замуж за Бориса.

– Не в этом дело, не важно, выйдешь ты за него пли нет.

Ирина удивленно взглянула на него. Умные зеленые глаза Динко, не мигая, смотрели на нее в упор. Они излучали спокойный, ясный свет, который помогал ей говорить откровенно.

– Тогда в чем дело? – мягко спросила она. – Ты ошибаешься, если думаешь, что я получаю от него кучу денег… Я не отказываюсь лишь от того, что мне необходимо, чтобы вращаться в его среде.

– Это тоже не имеет значения, – заметил он, к еще большему ее удивлению. – Гораздо важнее самой во всем давать себе отчет. Гораздо важнее, чтобы ты знала, что именно ты любишь: самого Бориса или его мир?

– Могу ответить сразу. Я люблю только Бориса.

– А мне кажется, что ты его уже не любишь, – продолжал Динко задумчиво. – Ты не могла бы любить человека, который бросил тебя как тряпку, чтобы жениться на Марии и прибрать к рукам «Никотиану». Ты помнишь, в каком состоянии ты была тогда? Неужели ты это забыла?

– Я страдала, потому что любила его, – быстро проговорила Ирина. – И сейчас люблю!.. И всегда буду любить! Ради него я готова на все! – В ее голосе неожиданно зазвучала насмешка. – Что еще тебя интересует? – спросила она.

– Ничего! – ответил он, угрюмо усмехнувшись. – Это вполне тебя оправдывает.

– Думай, что хочешь, – сказала она.

Лицо его снова стало спокойным и серьезным.

– По крайней мере я буду уверен, что ты сама себя обманываешь. – Он чиркнул спичкой и опять закурил сигарету, наполнив комнату едким дымом. – Значит, ты его любишь? – В голосе Динко звучала лишь еле заметная ирония. – Но вряд ли так сильно, как раньше, а при теперешних обстоятельствах это уже много.

– Что ты имеешь в виду?

– То, о чем только что говорил. На самом деле ты любишь его мир… Сейчас ты любишь Бориса лишь потому, что дорожишь этим его миром. Тебе лестно быть любовницей человека, перед которым все трепещут.

– Тебе остается только назвать меня содержанкой. Мне все равно.

– Я боюсь именно того момента, когда ты сама почувствуешь, что стала содержанкой.

– А если я выйду за него замуж? – спросила Ирина презрительно.

– Это будет только очередной успех в твоей карьере.

– Это ты и хотел мне сказать?

– Да, это! И еще одно: понимаешь ли ты, что фактически Борис – убийца твоего отца?

– Убийца?… – повторила она, ошеломленная.