Табак

И Баташский проснулся рано в этот день. Он пришел на склад к шести часам и проверил, выполнены ли его распоряжения. Принимая меры по борьбе с будущей стачкой, Баташский так же усердствовал, как во время закупок и браковки табака. Во всех отделениях склада были установлены шланги и огнетушители. Железную ограду со стороны улицы опутали колючей проволокой, а выходившее к реке неогражденное пространство, откуда рабочие в случае беспорядков могли хлынуть во двор, за одну ночь превратилось в неприступную позицию – так густо были поставлены здесь железные колья, также переплетенные колючей проволокой. За кольями охранники вырыли небольшие окопы, из которых можно было стрелять. Монтеры обвили двор и сад проводами с сильными электрическими лампами – можно было подумать, что готовится иллюминация. Таким образом, если бы бастующим удалось ночью перелезть через ограду, их заметили бы раньше, чем они успели войти в помещение. Число охранников-македонцев было утроено. Баташский нанял человек десять четников из македонской «революционной» организации, которой все табачные фирмы регулярно выплачивали обязательную дань и которую правительство и дворец поощряли отчасти из патриотизма, отчасти потому, что сами на нее опирались. Четники эти – низкорослые худощавые парни – были профессиональными наемниками. Во имя какого-то идеала, о котором они, по существу, и не думали, эти люди спокойно пристреливали любого, кто пытался им противоречить, а неразумным трактирщикам, которые осмеливались предъявить им счет, отвечали небрежно и коротко: «Сегодня плохи дела. Не буду платить». Баташский нанял их временно, оговорив с их шефом – воеводой Гурлё – некоторые особые условия, так как присутствие этих людей на складе было опасно во многих отношениях. Сейчас, вооруженные карабинами, они, важно подкручивая усы, расхаживали по двору и намекали Баташскому, чтобы тот зажарил им к ужину ягненка. Баташский соглашался, но при условии, что они не будут пить.

Служащие склада получили ответственные задания, которые должны были выполнить под страхом увольнения. У телефона непрерывно дежурили доверенные лица, а одному из охранников было поручено следить за электросетью и телефонными проводами, которые связывали склад с городом. Убедившись, что все распоряжения господина генерального директора перевыполнены вдвое, Баташский стал у открытого окна своего кабинета и принялся наблюдать за рабочими. Хмурыми и злыми показались они ему сейчас. Мужчины бросали в его сторону враждебные взгляды, а женщины коротко и сердито отвечали мастерам, которые спрашивали, почему они бродят по двору и не входят в помещение.

Баташский невольно нащупал револьвер, лежавший в заднем кармане брюк. Ему вспомнилось, как во время одной стачки, пятнадцать лет назад, он, тогда еще простой рабочий, стал штрейкбрехером и женщины из пикета чуть не убили его железными прутьями. Униженные и беззащитные каждый по отдельности, рабочие превращались в могучую силу, когда собирались вместе.

Между тем рабочие начали наконец входить в цеха в занимать свои места. Носильщики принесли распакованные тюки, электромоторы и вентиляторы запели свою докучливую песню, сита машин затряслись с раздражающим сухим стуком. Мастера громко (и в это утро довольно вежливо) призывали к усердию, но никто еще не принимался за работу всерьез. Сортировщицы рассеянно бросали табачные листья в ящики, путая сорта, рабочий с тачкой собирал ящики небрежно, а рабочий, стоявший у машины, погрузившись в своп тревожные мысли, забывал равномерно распределять листья по всему ситу и отделять те, что по ошибке попали не в свой сорт. Неясный гул негромких, но взволнованных голосов наполнял цеха. Десятки, сотни людей прислушивались к чему-то, возбужденно ожидая сигнала к стачке.

И вот ровно в четверть девятого в одном из цехов прозвучал голос партийного уполномоченного – бледной худенькой девушки со светлыми, угрюмо горящими глазами. Она встала на ящик, и ее сразу же окружила охрана из рабочих, входящих в пикеты.

– Товарищи! – крикнула она громко. – Слушайте известие, которое мы вчера вечером получили из Софии! Наши требования отвергнуты, переговоры с хозяевами провалились. Делегаты, которых мы послали для переговоров, арестованы. Можем ли мы дальше терпеть насилия, тонгу и грошовую плату? Можем ли бросить наших достойных товарищей? Можем ли молчать и подчиняться, как скот?… Нет, товарищи! Мы тоже люди. Мы тоже хотим есть, радоваться и жить по-человечески. Хозяева отвергли наши требования, поэтому общий комитет, выбранный делегатами от всех табачных центров, решил объявить стачку!.. Стачку за свободу профсоюзов, товарищи!.. Стачку за ликвидацию тонги, которая обрекает на безработицу треть из нас!.. Стачку за повышение поденной платы!.. Стачку за амнистию нашим товарищам!.. Стачку за наказание преступников, которые издеваются над рабочим классом и болгарским народом!..

Наступившее молчание вдруг прервалось взрывом яростных криков.