Та, которую люблю

— Неужели они станут возражать, если им придется пройти чуть-чуть дальше по коридору? — вмешался Майк. — Я обдумал предложение Конни насчет оборудования еще нескольких отдельных родильных палат. Конечно, надо будет изучить цифры, но у меня сложилось впечатление, что отделение загружено не на полную мощность. Поэтому мы могли бы организовать две отдельных палаты и сауну в крыле «А», которое пока свободно.

— Да, это можно сделать, — согласилась Клер. — В случае большого наплыва рожениц мы сможем размещать их в этих палатах по двое.

— Итак, начинаем с брошюр? — подытожил Майк.

Все согласились. Клер предложила дополнить и переработать существующий английский вариант и отдать его на перевод.

— Почему это не было сделано до сих пор, Джин? — спросил Майк, когда остальные участники собрания покинули кабинет.

Джин радовал тот факт, что разговор остался в рамках деловых проблем. Она не была готова к выяснению отношений.

— Поток иммигрантов возрос недавно. Два года назад в пригороде построили новый завод, который производит детали для тяжелого машиностроения. Это привлекло многие латиноамериканские семьи, поскольку для работы на конвейере требовались как мужчины, так и женщины. Потом открылся мелкооптовый торговый центр, и появились еще рабочие места, а совсем недавно лаборатории по разработке новых технологий потребовались инженеры. В наши края стали переезжать бизнесмены — выходцы из Мексики.

— Итак, иммигрантское население выросло, как грибы, за очень короткое время, — заметил Майк, подходя к окну.

— А мы не успеваем подстроиться под эти изменения, — признала Джин. — Такие крупные организации, как эта больница, всегда неповоротливы.

— Пока кто-нибудь вроде тебя не расшевелит их! — сказал он.

Джин промолчала. Майк резко повернулся к ней, и она поняла, что момент настал.

— София — моя дочь? — спросил он.

— К-конечно, — запинаясь от возмущения, сказала она. — Ты же умеешь считать! А что ты думал? Что у меня одновременно с тобой был кто-то еще? Как ты только мог вообразить такое!

Она хлестала его словами. Ей было обидно и хотелось причинить ему боль.

— Но ты не была беременна, — проговорил он. — Мы же тогда делали тест. Тебя тошнило, но на днях ты сказала, что у тебя было что-то с кишечником…

Он умолк. Джин не видела его глаз, но чувствовала, что он смущен.

— Если ты помнишь, в то утро, перед тем, как ты уехал на соревнования…

Ей не хотелось вспоминать о том дне. Их последняя близость несла отпечаток ссоры и обиды. А Джин всегда казалось, что дети должны быть зачаты в любви. Измученная постоянной утренней тошнотой и отупляющей болью разрыва с Майком, она не сразу поняла, какие изменения происходят в ее организме.

— Меня постоянно тошнило в течение многих недель до и после той последней встречи, — продолжила она. — Наверное, это повлияло на защитный эффект таблеток, которые я пила.

Джин снова замолчала. В памяти всплыли отчаяние и страх, которые переполняли ее тогда. Она смотрела на Майка, но он снова отвернулся к окну.

— Ты должна была сказать мне! — хрипло проговорил он. — Это все изменило бы.

— Заставило бы тебя полюбить меня снова, после того как ты сказал, что все кончено? Я так не думаю!

Она бессознательно уклонилась от прямого ответа, не желая причинять ему боль.

— Я имел право знать! — возразил он.

Джин поняла, что ей придется сказать правду, как бы жестоко это ни было.

— Я писала тебе. Два раза. Ты вернул мои письма обратно!

Майк ссутулил плечи и опустил голову, упираясь лбом в оконное стекло.

— О Джин! — слова со стоном вырвались из глубины его существа. — Что я натворил? Сколько вам пришлось пережить! Тебе и… Софии — моей родной дочери!

Она рванулась к нему, инстинктивно чувствуя, что ему сейчас нужна поддержка, о которой несколькими минутами раньше молчаливо молила она сама.

Но в это мгновение зазвонил телефон, и Джин вспомнила, что они оба на работе, и это десяти минутное затишье, которое казалось часом, — редкий случай в их напряженном рабочем дне.

— Тебя вызывают в операционную, — сообщила она.

Майк повернулся к ней с выражением горя и отчаяния на лице.

— Сможешь ли ты простить меня? Сможем ли мы начать все сначала?

— Поговорим об этом позже, Майк, — тихо сказала она.

Джин погрузилась в работу, но ноющее чувство неопределенности, которое осталось в душе, не давало ей покоя. Она не хотела, чтобы Майка мучили угрызения совести. Она ждала от него позитивных шагов, направленных в будущее. Им надо подумать, как быть с Софией — ведь девочка еще не знает, что Майк ее отец! Сердце подсказывало Джин, что все будет хорошо, но впереди был еще один последний барьер, и она не могла взять его в одиночку.

Они больше не виделись этим утром, но в два часа Майк позвонил, чтобы сказать, что освободится рано и сможет пойти вместе с ними домой.

— Хорошо, — ответила Джин.

Она была рада тому, что горечь и боль в его голосе сменили нежные интонации.

— Если я не успею вернуться в кабинет, то встречу вас у детского сада, самое позднее — в пять тридцать.