Вечером мы долго сидели в баре, продолжая разговаривать. Говорил в основном Ден, и в его взгляде, обращенном ко мне, все явственнее читалось нетерпение, все труднее ему было сдерживать себя. А я не могла понять, что заставляет его так себя вести. Глядя на меня хмуро и зло и, должно быть, в сотый раз представляя, как он швыряет меня себе под ноги, чтобы надругаться, избить, он продолжает сидеть в кресле, сжимая подлокотники так, что белеют пальцы, доводя себя почти до обморока. Он с презрением относился к женщинам вообще и меня, конечно, презирал, тем более странным мне казалось его поведение. Может, ему нравилось мое равнодушие, которое он принимал за игру?
Я пила вино и улыбалась, наблюдая за ним, потому что теперь все, что он говорил, и все, что делал, не вызывало привычного страха. Он, конечно, заметил мою улыбку и спросил, наверное, для того, чтобы я поспешила убрать ее с физиономии:
— Ты любовница Рахманова, так с какой стати он подкладывает тебя под других? Что, не нашлось другой шлюхи?
— Почему бы тебе не спросить об этом у него?
Он усмехнулся.
— Ты его любишь?
— Нет, — удивилась я.
— Значит, Ник?
Этот вопрос вызвал у меня приступ смеха, с которым я ничего не могла поделать. Ден вроде бы смутился, сообразив, какую чушь сморозил, и с отвращением добавил:
— Ник свинья.
— Почему? — удивилась я. Вовсе не обида за Ника заставила меня задать вопрос, напротив, определение «свинья», с моей точки зрения, было слишком мягким. Мне было интересно, чем Ник заслужил такое определение у человека, с которым он был похож как две капли воды.
— Ник — просто овчарка на длинной цепи, которая с радостью лижет ноги хозяевам. К тому же он садист.
— А ты? — не удержалась я.
— Я — нет. — Ден нахмурился, его длинные пальцы нервно скользили по столу.
— Значит, все, что о тебе рассказывают, просто выдумки?
— Я никогда не был садистом и всегда стрелял в голову, чтоб человек не мучился.
— Похвально. Твои жертвы должны быть благодарны тебе.
— Не многие желали бы помучиться, — усмехнулся он. И вдруг протянул руку, схватив мою ладонь, больно ее сжал. — Останься со мной сегодня.
Я покачала головой, и он сразу понял, что настаивать бесполезно, что я не кокетничаю.
В первое мгновение я была уверена, сейчас он вскочит и, наплевав на все, ударит, желание отчетливо читалось на его лице. Но он удивил: хлебнул из бокала, глядя на меня с улыбкой. Вино на него не действовало, хоть мы и выпили достаточно. Оно и на меня не действовало, но он этого не знал. Утомление тяжелой волной навалилось на плечи, и теперь Дена, сидевшего напротив, я видела точно сквозь стекло, за которым идет дождь. Может быть, поэтому он казался мне бесконечно далеким.
— У тебя было много мужчин? — спросил он из этого далека.
— Достаточно.
— Достаточно для чего?
— Для того, чтобы не забивать себе голову глупостями. Например, надеждой на то, что кто-то придет и будет рядом, и тогда этот мир перестанет казаться таким паршивым. С такими, как я и как ты, подобное не случается.
Он странно вздрогнул, точно я ударила его в грудь, будто что-то ударило, а потом медленно раскатилось по всему телу. Он пытался понять, что, и не мог, но чувствовал боль от этого непонимания. Так бывает, когда в темную беззвездную ночь вдруг увидишь тонкий луч света, неизвестно откуда пробившийся, и не можешь понять, откуда он, хотя знаешь, что это важно, и очень хочешь понять.
Наверное, он даже пытался осмыслить то новое, что, очень может быть, ему открылось, но для этого у него не было ни сил, ни привычки мыслить. Я отвела взгляд в сторону, Ден и его размышления были мне неинтересны, а он вроде бы почувствовал разочарование оттого, что исчезла иллюзорная близость, которая возникла, пока мы говорили.
— Выходит, ты отдавалась мужчинам только по принуждению? Или есть все-таки кто-то…
— Ты это серьезно? — засмеялась я. — Откуда бы ему взяться?
Он кивнул, вроде бы соглашаясь, и обнял меня. Я от неожиданности вздрогнула, а он усмехнулся.
— Тебе будет хорошо со мной, — сказал так тихо, что я скорее прочитала по губам, чем услышала. — Я буду ласков.
— А что это изменит? — поднимаясь с кресла, ответила я, не глядя в его сторону. — Я иду спать. Спокойной ночи.
Я сделала шаг и увидела его лицо, холеное и вульгарное, с кривой, перекосившей рожу ухмылкой.
— Спокойной ночи, — ответил он, допил вино, закурил и, прищурившись, смотрел, как голубоватый дым поднимается вверх.
На следующее утро мы встретились в ресторане за завтраком. Уходя, он постучал в мою дверь и крикнул:
— Просыпайся, дорогая, я жду тебя внизу.
С вполне довольным видом он листал газету, сидя на веранде, пил кофе и встретил меня улыбкой.
— Самолет завтра утром, — сказал весело и сразу же добавил:
— Чем собираешься заняться?
— Не знаю, — ответила я. — Пожалуй, позагораю.
— Хочешь, возьмем машину, прокатимся вдоль берега. Можем остановиться там, где тебе понравится, и ты поплаваешь.