– Ненадолго. Всего на пару часов. Она… была без сознания. Я вызвала полицию, «скорую», упросила подружку последить за всем, что произойдёт потом.
– Ты рисковала, – Аль смотрит в никуда и встряхивает головой, пытаясь сбросить оцепенение. Как жаль, что мне это не поможет. Наверное, я застыла, закоченела: руки-ноги меня не слушались, а лоб и щёки пылали так, будто у меня температура сорок.
– Я просто не знала, что делать. Металась, как раненная медведица. Ревела, чёрт знает что творила.
– Тебе было всего девятнадцать, – возражает Аль и снова сжимает её руки. Это и поддержка, и ободрение. Он без слов даёт понять: не осуждает.
– Какая разница? – Лада снова прячет лицо под волосами. – Мне сейчас кажется, что можно было как-то по-другому…
– И никто не заметил, что ты девочек поменяла?
– А что там замечать? Они же как близнецы были. Почти одного роста – Тая в свои шесть – крупнее, Тася в свои восемь – мелковатая и худая. Тёмненькие. Голубоглазые. Одежда почти одинаковая. Их многие считали сёстрами. Тася долго приходила в себя. А потом оказалось, что ничего не помнит из прошлого. Молчала долго. Не разговаривала. Так она из Насти Бакуниной превратилась в Таю Прохорову.
Но я не могла жить спокойно. Мне всё время казалось: он догадается. Вычислит. Найдёт. Я… уже замуж вышла. Муж таскал меня по заграницам, а я рвалась домой. Я немного выдохнула, когда, наконец, удалось пристроить её к Алевтине – единственной Аниной родственнице. Всё же одна кровь – так я рассуждала. И другой город. Большой город, где легко потеряться.
Я знаю: ей и с тёткой не очень хорошо жилось.
– Знаешь? – Аль отводит волосы в сторону и проводит тыльной стороной ладони по Ладиной щеке.
– Конечно, – вспыхивает она под его пальцами. – Я следила за девочкой. Получала отчёты. Не наглела, нет. Может, ей досталась не очень хорошая, но всё же жизнь. С двоюродной тёткой, а не в детдоме и не в приёмной семье, где её не любили.
– Да это корова тоже не очень-то баловала Тайну.
– Тайна? – Лада смотрит на Аля пристально. Сводит брови, закусывает губу. Сейчас она… очень похожа на меня. Или я на неё?..
– Я назвал её так, как только увидел глаза. Очень похожие на твои. Никак не мог понять: откуда? Думал уже, что немного ку-ку. Двинулся разумом.
– У тебя даже в юности всё было в порядке и с памятью, и со зрением.
Она тоже проводит пальцами по щеке – чертит линию от виска до подбородка. Словно пытается вспомнить. Или запечатлеть.
– Теперь ты понимаешь, почему я тогда так поступила? Почему оттолкнула и… сделала всё остальное?.. Я не могла втянуть тебя во всё это. Но, как оказалось, ты всё равно втянулся. Разошедшиеся в разные стороны линии снова пересеклись. Притянулись.
– Ты удивлена? – я плыву от голоса Аля. Меня колышет на его хриплых волнах.
– Наверное, нет. Я хочу её видеть, Берт. Я точно знаю, что она здесь. И… наверное, он тоже уже знает. Мой отчим.
– Федя? – меня корёжит от этого имени.
У Лады удивлённо вспархивают брови.
– Почему Федя?.. Нет, конечно. Насколько я знаю, он как был Антоном, так и остался.
– Какой-то Федя чуть не убил её тётку. Только лишь потому, что она вспомнила фамилию твоего брата.
– Значит, он ближе, чем я думала. Я хочу забрать её, Берт. Спрятать. Ей буквально на днях двадцать один исполняется. Возраст принятия наследства.
– Но Анастасии Бакуниной больше нет. Есть Таисия Прохорова. Ныне – Гинц. Ей девятнадцать. И, насколько я знаю, ей не нужно ни наследство, ни новое-старое имя.
– И всё же она есть, Берт. И сегодня не составит труда доказать, что она – Бакунина. Я… устала бояться. И всё, чего хочу, – справедливости. Высшего суда. Хочу, чтобы он сгорел в аду.
– Слишком сильное желание, Лада.
– Знаю, – смотрит она на Аля прямо, не пряча глаз, – но давай не будем об этом. Не сейчас. Где Настя?
Аль улыбается саркастически. Разводит руками. Поднимает глаза вверх.
– Тайна, спустись к нам. Твоя родная тётя Лада хочет тебя спасти.
Девушка выпрямляется как от удара хлыста. Проводит взглядом траекторию. Замечает зеркало и бледнеет. Вскакивает. Сжимает кулаки и… кидается на Альберта.
– Ненавижу! Ненавижу! Ты специально устроил всё это! Вывернул душу наизнанку, чтобы посмеяться? Настроить девочку против меня?
Она пытается его ударить, но Аль и быстрый, и ловкий. И гибкость у него замечательная. Бедный Аль, – успеваю подумать, – второй раз за день его пытается побить девушка. А потом он сжимает Ладу в объятьях. Затыкает рот жадным поцелуем. Сумасшедшим и долгим. И я закрываю глаза. Выпускаю воздух из лёгких. Им нужно побыть наедине. А мне – подумать. И пока они целуются, я набираю номер единственного человека, которого люблю и которому хочу верить.
36. Эдгар
Сева спит на диване у меня в кабинете. За окном рассвет. Его вырубило, как только голова подушки коснулась. Славная ночь выдалась. Жаль, что печальный повод нас свёл. Лучше, конечно, работать в удовольствие, а не в жесточайшем ритме.
Недавно ушёл юрист. Все в доме спят. Я один брожу, как медведь-шатун, завариваю ещё одну порцию крепкого кофе.