Та, что будет моей

Ужин оказался простым и действительно вкусным, ничего особенного: паста с каким-то домашним мясным соусом, салат из овощей. Вишневский орудовал вилкой и искоса посматривал на свою дочь, которая копалась в салатнице, выковыривая кольца редиса. Потом взглянул в свою тарелку, где в стороне гордо высилась розовато-белая горка. Улыбнулся.

— Тоже не любишь редис?

— Фу, нет. Он горький.

— Зато полезный, — тоном строгой, но справедливой учительницы, вмешалась в беседу Аглая. — Ешь, — а потом Артуру: — И ты тоже.

На нее он посматривал так же, пытаясь понять, как себя ощущает в этот момент. Что чувствует. А чувствовал он что-то определенно.

Он вдруг понял, что ему даже как-то уютно находиться здесь, в их этой маленькой съемной квартире. Не хочется никуда спешить, думать о работе. Ничего не хочется, хочется просто смотреть как его маленькая дочь копается в салатнице и, морща нос, вынимает редис. Здесь и сейчас, в эту самую минуту.

Стареешь ты Дзен, что ли.

Неожиданно сытое течение его мыслей прервал звонок в дверь. Маленькая компания одновременно оторвалась от поедания ужина: Вишневский цепко взглянул на Аглаю, она — растерянно — на кухонную дверь, ведущую в коридор.

— Ты кого-то ждешь?

— Нет, — но тем не менее из-за стола выбралась. — Сейчас узнаем.

Он понятия не имел, какой у нее круг общения, есть ли здесь подруги или это забежала соседка. Вернее… Сосед.

Да долбаный ты Валя!

Ну чего тебе дома не сидится, а?

— Привет. А я домой шел, смотрю, у вас свет на кухне горит, — пробасил он, явно войдя уже в прихожую. — Не занята?

— Нет, я… — обернулась, наткнувшись на взгляд Вишневского: он уже стоял в проеме, разделяющем прихожую и кухню. Стоял, сложив руки на груди, совершенно не собираясь скрывать своего настроя.

А настроен он был… ну не дружелюбно.

Его бесил этот мужик. Чувствовал он, что что-то с ним не то. Да, можно было бы списать все на элементарную ревность или чувство собственничества, но помимо этого интуиция, или иначе говоря — мужская чуйка подсказывала ему, что добродушный сосед явно не тот, кем хочет казаться.

И сейчас, поймав его злой взгляд, еще раз убедился в своих предположениях.

— А мы тут ужинали, — вмешалась в молчаливый баттл двух самцов Веснушка. — Ты голоден? Мы можем…

— Он не голоден, — грубо ответил за него Вишневский и, забив на оставленный на кухне пиджак, двинулся к выходу. А потом обернулся: — Вы идите, нам с твоим соседом поговорить надо.

— Артур! — метнула на него злой взгляд Аглая. — Здесь ребенок!

— Поэтому мы выйдем, — взглянул на Валентина и кивнул тому на дверь, намекая, чтобы тот выметался.

Он не собирался с ним драться, нет, но задать вопрос какого черта тому здесь нужно, задать был обязан.

На лестничной клетке было темно и прохладно: в открытое окно дул ветер, забрасывая на серый бетон редкие дождевые капли. В такую погоду торчать здесь не хотелось, а хотелось обратно, в тепло. Принесла же нелегкая дядю Валю.

Тот, к слову, выглядел неважно — нос отек, под глазами два фонаря.

— Снова здесь ошиваешься? — задал первым вопрос он.

Бессмертный он, что ли? Или совсем дурак?

Нет, Артур не считал себя Халком, который в два счета размажет кого угодно по стене, но ведь уже получил однажды и снова нарывается. Как это называется? Правильно — скудность ума. Или по-простому — тупость.

— То же самое я хотел спросить у тебя.

— Я пришел к девушке, которая мне нравится.

— А я пришел к своей дочери. И женщине, которая тоже моя.

— С хрена ли! — возмутился Валентин. — Ты кинул их когда-то!

— Не их, а ее, и не кинул, а… — осекся. И чего это он вдруг словно оправдывается. Да еще перед кем. — В общем, не надо сюда ходить, Валя. Вот просто не надо.

— С чего ты взял, что я слушать тебя буду? — водянистые глаза зло прищурились. — Может, у нее спросим, кого она больше видеть хочет?

— Она меня хочет, а ты… Короче, иди к себе и сюда дорогу забудь.

— Послушай сюда, интеллигент, — боров подошел ближе и обдал лицо Вишневского не слишком свежим дыханием. — У меня были на нее свои планы, и ты в них не входишь, ясно?

Планы? Что за хрень он вообще несет?

Чуйка его все-таки не подвела — мудак задумал что-то недоброе. Только вот что? Молодая девушка, да, симпатичная, но с ребенком, то есть лишняя ответственность. И ладно бы позарился на московскую прописку, но ведь у нее и квартиры-то своей нет. Тогда зачем она ему?

Вишневский был хорошо воспитан и с быдло общаться не привык. Но с некоторыми людьми лучше говорить на их языке.

— А теперь ты послушай сюда, — поменял тон. — Сейчас ты свалишь к себе, в свою нору, и больше никогда не переступишь порог этого дома. Не свалишь сам, я тебе помогу, поверь.

— Не тебе решать, куда и когда мне сваливать!

Вишневский сегодня очень устал. Он не выспался, у него сорвалось важное собеседование, в его голове и жизни образовался полный хаос. И сейчас он очень сильно захотел избавиться от раздражителя не слишком цивилизованным способом.

Кулаки так и чесались спустить ублюдка с лестницы. Но он не хотел снова все испортить, как уже было однажды, поэтому дал себе и ему последний шанс:

— Что за планы?

— Ты о чем?

— У тебя на нее.