Та, что будет моей (СИ)

В пыльное окно уже вовсю светило восходящее солнце, когда врач, снимая на ходу маску, вышел в коридор.

"Просто дежавю какое-то", — мрачно подумал Вишневский и поднялся навстречу.

— Как они?

— А вы кто?

— Ну если я здесь, значит, не человек с улицы, правильно? — накопленная усталость, раздражение и стресс давали о себе знать — он практически сорвался. — Просто скажите как они и все! Я же не прошу у вас ваши паспортные данные!

— Сбавьте тон, молодой человек!

Врач и не думал убавлять шаг, поэтому Артуру пришлось идти следом.

— Может, вы хотя бы…

— Вся информация только близким родственникам.

Артур опередил доктора и, шагая спиной к лифту, вытянул в примирительном жесте руки:

— О'кей, я начал не с того, простите. Выдался крайне тяжелый день. Думаю, по моему лицу это видно. Но я не посторонний и имею прямое отношение к этой семье, стал бы я ошиваться здесь столько времени? Пожалуйста, просто скажите, что с ними, и я уйду.

Врач, на бейджике которого было написано "Ибрагимов Т.Л", остановился и потер покрасневшие от усталости глаза.

— Мужчина принял основной удар на себя и скончался на месте. Женщина потеряла много крови, но осталась жива, мы успели довезти ее до больницы и успешно приняли роды. Мальчик родился здоровым, три килограмма восемьсот грамм, пятьдесят один сантиметр. В данной ситуации подобный исход равен чуду.

— То есть с Галиной все в порядке? — немного выдохнул Артур. Иракли, безусловно, жаль, но все-таки он не родной отец Аглаи и эту утрату она перенесет. Ребенок, к счастью, тоже родился здоровым. — Где она? В реанимации?

— К сожалению, спасти ее тоже не удалось.

Артур опешил.

— Но вы же сейчас сами сказали: успели довезти…

— Довезти и принять роды — да, но спасти… Мы сделали все, что могли. Примите мои соболезнования.

Артур застыл на месте, не понимая, как реагировать на эту новость, что говорить и говорить ли вообще. Полная прострация.

— Кстати, мальчик, которого она родила — вон он, — ткнул пальцем на прозрачную стену какого-то отделения.

Там, за стеной, в полупрозрачном кювезе лежал завернутый в одеяло ребенок. Судя по безмятежному выражению лица, он крепко спал.

Ребенок, который никогда не увидит своих родных родителей…

Вишневский вдруг явственно представил крошечную Аглаю в таком же кювезе более двадцати лет назад. Как она тоже спала, не зная, что в этот момент ее родная мать делает последний в своей жизни судьбоносный шаг… Представил как молодая Галина и Николай забирают ее в таком же клетчатом одеяле, чтобы подарить ей всю свою нерастраченную любовь.

А если бы они ее не забрали?..

А вдруг?

Он вдруг страшно пожалел, что так и не успел познакомиться с матерью Веснушки. Познакомитьсяпо-настоящему. Уже не сможет, прошлого не вернуть. Но зато в его руках повлиять на будущее. Именно сейчас, глядя на залитую утренним солнцем стерильную палату, на этот кювез, где уже набиралась сил новая жизнь, он осознал это особенно четко.

Артур никогда не был сентиментальным и не отличался плещущей через край добротой. Он был холодным, циничным, самовлюбленным, где-то расчетливым. Свои интересы он всегда ставил выше интересов других. И считал, что правильно так и только так. До недавнего времени… Жизнь провела над его взглядами суровый краш-тест, беспощадно, но зато научила главному: живи сердцем, отпускай плохое, не стесняйся любить. А еще то, что быть отцом — не больно.

— Завтра его еще раз осмотрит неонатолог, возьмут анализы, но уже сейчас видно, что это совершенно здоровый и крепкий ребенок. В рубашке родился паренек, — тоже глядя в окно, сказал врач. А потом обернулся на словно приклеенного взглядом к крошечному кювезу Вишневского: — Так кем вы приходитесь мальчику?

— Что? — словно вернулся в реальность Артур и посмотрел-таки на доктора. — Простите, я задумался.

— Ребенок. Кто он вам? Брат? Племянник?

Артур снова обернулся на спящий комочек и готов был поклясться, что увидел в окне силуэт улыбающейся Галины.

— Он мой сын.