Т А Й Н А Ц А Р Я И О А Н Н А

– Согласна, профессор. Итак, вы докладываете ваши соображения председателю Центрального совета. Он, разумеется „за“, но помочь вам особо не может. Но рекомендует привлечь к поискам сочувствующего вашим идеям журналиста и человека с авантюрной жилкой Юрия Половцева.

Человека, – она на мгновение запнулась, – интересного, яркого, нестандартного. Убежденного русского националиста и немного анархиста. Человека великодушного, не растратившего детского восприятия жизни. Человека, который сразу загорелся этой идеей, еще не понимая, какой опасности он себя подверг.

Тамара замолчала. В неверном свете факелов показалось, что глаза ее повлажнели. Это было тем более странно, что она только что цинично держала на мушке человека, ее любившего и ей доверявшего, заставляя его на глазах у всех добить уже поверженного и беспомощного противника. А потом, как ни в чем не бывало мило разговаривала с участниками драмы, зачастую превращая беседу в присутствии свежего трупа в откровенный стеб.

Никто не прерывал ее молчания. И вдруг она вынула из кармана рубашки носовой платок и промокнула глаза.

– Извините, – глухим голосом произнесла она.

Все потрясенно молчали.

– Итак, вы пригласили Половцева и он согласился участвовать в ваших поисках, – справившись с собой произнесла, наконец, Тамара.

И тут Кузнецов решился прервать ее.

– Позвольте, откуда вы все это знаете?!

– Половцев был моим другом и фактическим мужем. Мы были не расписаны, но это не столь важно. А задолго до этого он сильно выручил меня. Я не только любила его, но и была ему многим обязана.

Слова Тамары вызвали у Мыльникова бурю чувств. Он представил себе в деталях ситуацию своей первой встречи с ней. И был поражен ее цинизмом и двуличием. Возможно, он был не прав в своих оценках, ибо знал еще далеко не все. Возможно, в его душе просто накопилось напряжение от всего пережитого сегодня. Но он на мгновение потерял над собой контроль. Он как бы взглянул на Тамару совершенно другими глазами, мгновенно осознав, как много раз она его элементарно использовала.

– И ты спала со мной, едва узнав, что твой любимый человек погиб?! Да ты не княжна, а обычная блядь!

Тамара резко развернулась к нему. Она ему давно симпатизировала, но отнюдь не любила. Он был нужен ей послушный, покорный, полезный. Вне этих качеств он был ей не интересен. И терпеть от него грубость она не была намерена. Как всегда бывает в такие моменты резкой смены отношения к человеку, она вдруг „вспомнила“, что Мыльников милиционер. Он представитель того слоя, который она ненавидела всей душой.

– Заткнись, мент поганый! Что ты знаешь о любви, о мести, о чести, о благородстве?! Если ты еще раз прервешь меня, я успею пристрелить тебя раньше, чем ты захлопнешь пасть! Ты понял, сука?! И не забывай, что только что пристрелил раненного из пистолета, где полно твоих отпечатков пальцев на глазах четырех свидетелей.

Эй ты, юный кентавр! – обратилась она к Виталию.

– Его зовут Виталий, – мягко сказал Кузнецов.

– Да, Виталий, сядь рядом с подполковником и следи, чтобы он не наделал глупостей.

Виталий встал и сел рядом с Мыльниковым. Тот не пошевелился.

Тамара вдруг мгновенно успокоилась и, как ни в чем ни бывало, произнесла.

– Господа, извините мне этот постыдный срыв. Я все же женщина и перенесла сегодня не меньше, чем вы.

– Мы понимаем вас, княжна, – мягко сказал Кузнецов.

Такое обращение явно приободрило Тамару и она уже совсем уверенно продолжала:

– Семен, ты еще попросишь у меня извинения. Но твоя реплика говорит лишь о том, что из хама не будет пана. Только человек с рабской душой не понимает сакральной сущности мести. Ради этой мести я бы легла не только под тебя, но и под всю вашу ментовку. Тем более, что опыт у меня есть. В 1993-м меня насиловало во взятом Белом доме целое отделение омоновской сволочи.

Тамара сказала явно больше, чем следовало бы. В сущности, она не хотела ни рвать с Семеном до конца, ни заниматься исповедальным стриптизом перед этими не столь уж знакомыми ей людьми. Но, тем не менее, слова были сказаны.

– Сколько же вам тогда было, княжна? – потрясенно спросил Кузнецов.

– Чуть меньше двадцати.

– Тогда мы проиграли, – горько заметил профессор.

– Еще выиграем! – твердо сказала Тамара. И обратилась к Мыльникову.

– Ну, что, Сема, остаешься с нами, или идешь своей дорогой?

Она внимательно смотрела на Мыльникова.

– Извини, Тамара – глухо произнес Мыльников. Его порыв прошел, и он все же не хотел окончательно рвать с нею.

Тамара помедлила.

– Семен, я тебя прощаю. Но мне нужно доказательство твоей искренности.

– Замочить еще одного раненного? – с усталой иронией спросил Мыльников.

– Нет, отдать пистолет профессору.

Мыльников помедлил. Потом медленно вынул пистолет, взял его за ствол и протянул рукояткой Кузнецову.

– Не берите голой рукой, профессор, – сказала Тамара.

Кузнецов помедлил.

– У меня нет ни перчаток, ни какой-нибудь тряпки. А, черт с ним!

И он осторожно взял пистолет у Мыльникова двумя пальцами за самый край рукоятки.