— Вы два раза спасли мне жизнь, Черный Орел. Я никогда, никогда не расплачусь с вами за это.
— Вы друг моего брата Тиданы, — отвечал с безыскусной простотой австралиец. — Благодарите Тидану, а Черному Орлу вы ничем не обязаны.
Лоран все это время спал, как убитый. На банкете он выпил так много, что усыпительное зелье подействовало на него сильнее, чем на всех остальных. Дик и Виллиго пошли его будить, так как приближалось время отправляться на обед к самозваному барону де Функалю.
Оливье остался один и задумался.
Из задумчивости его вывело появление слуги, который подал ему принесенное утром письмо. Он с волнением распечатал конверт. Под письмом стояла подпись: «Тайна». То был псевдоним, принятый сыщиком.
Вот что там было написано:
Нагарнукский вождь Виллиго вам изменяет. В эту ночь в кабачке, известном под именем «Чертова кабачка», он присоединился к компании лесовиков и формально обязался предать вас в их руки. Лесовики под угрозой смерти хотят вынудить вас к уступке прииска. Берегитесь!
Оливье прочитал и встревожился. Он сейчас же догадался, что тут должна быть какая-то ошибка; не мог, совершенно не мог быть предателем Виллиго, только что спасший ему жизнь. В этом отношении у графа не было ни малейшего подозрения. Но его тревожил вопрос: что навело барона де Функаля на ложный след, заставивший сыщика заподозрить в предательстве вернейшего их друга и союзника?
Он позвал канадца и показал ему письмо.
Канадец прочитал его, не моргнув глазом, потом свернул в трубку, поджег его и прикурил от него сигару.
Граф смотрел на него вопросительно. Закурив сигару, канадец сказал:
— Этот человек не знает Виллиго; но я бы не советовал ему мериться силами с дикарем. Добра из этого не выйдет. Сомневаться в честности моего друга! Да я скорее не поверю в свою собственную! Не нужно говорить этого вождю, а то во всей Австралии не найдется уголка, в котором бы барон де Функаль мог спрятаться от его мести. Хотя он и способен на всякую самоотвержение, на всякое великодушие, но ведь он все таки дикарь и прощать обид не умеет. Сомнение в его преданности ко мне — для него самая тяжкая обида. С тех пор, как его племя усыновило меня, с тех пор, как я стал названым братом Виллиго, приемным сыном его отца Воллигонга, он смотрит на меня, как на настоящего родственника, и святой обязанностью считает помогать мне во всех предприятиях. Вы еще не знаете австралийских дикарей. Правда, у них много диких предрассудков, много диких обычаев, но зато у них есть понятия весьма почтенные, за которые они готовы отдать до последней капли свою кровь. Так, например, они скорее умрут, чем изменят узам дружбы или родства.
Канадец проговорил эту тираду со сдержанным волнением, в котором проскальзывала глубокая печаль, по поводу того, что его преданный друг Черный Орел сделался жертвой подозрения. Оливье понял его чувство и поспешил возразить:
— Умоляю вас, дорогой Дик, не думайте, что я хотя бы на одну минуту заподозрил вашего друга. Я просто был поражен этой запиской, вот и все.
— И поразиться есть от чего, это правда. Записка в высшей степени странная. Тут какая-то тайна, но я знаю, что она вполне объяснится. Я не стану говорить об этом с Виллиго. Это такой человек, что не простит даже тени недоверия к себе. Вы хорошо сделаете, если посоветуете сыщику бросить этот ложный след. Вероятно, Виллиго охраняет нас своими средствами. Это и есть причина его отлучек. Я не знаю его плана, но уверен, что он в своем роде очень хорош и для нас полезен. Даже вот как: если мне сейчас, сию минуту, доставят неопровержимое доказательство, что Виллиго действительно вступил в союз с лесовиками, знаете, что я скажу на это? Я скажу: «Горе лесовикам!» Если измена своим считается у нагарнуков позорным делом, то нельзя сказать того же о предательстве по отношению к врагу. Последнее считается у них делом похвальным, законной военной хитростью. Да едва ли их и можно за это осуждать. Оставим же Виллиго в покое, предоставим ему действовать так, как он хочет, да и барон де Функаль отлично сделает, если ограничится выслеживанием одних Невидимых. Говоря откровенно, я вполне доверяю авторитету вашего сыщика относительно европейских дел, но здешних отношений он не знает и едва ли будет нам очень полезен. Пусть же он возьмет на себя одних Невидимых, а иметь дело с лесовиками и туземцами предоставит мне и Виллиго. Так будет гораздо лучше.
— Я с вами совершенно согласен, Дик, — сказал граф, — и сегодня же улажу с бароном этот вопрос так, как вы мне сказали.