Т.4. Пожиратели огня

— Спасены! — Повторил за ним Иванович недоверчиво. — Вы забываете, что им придется скакать по меньшей мере два часа таким же образом, чтобы достигнуть перевоза.

XVII

Спасение. — Подвиг табунщиков.

ОСТАВШИСЬ ОДНИ, ИВАНОВИЧ И ХОЛЛОУЭЙ перенесли свое внимание на выпущенных на волю коней; отчаянно смелые животные геройски защищались, отбиваясь от волков. Не отходя далеко от ограды, они носились вокруг нее, меняя направление, причем волки постоянно сталкивались между собой, опрокидывая друг друга, чем давали минуты передышки прекрасным скакунам.

— Они как будто стараются приблизиться к избе! — заметил Холлоуэй.

— Это вполне естественно, — проговорил Иванович, — ведь они же знают, что другие лошади здесь!

— Бедняги — сказал янки, — они, быть может, подойдут к самым воротам, прося помощи, а мы не сможем впустить их!

— Быть может, они спасают нас, — заметил Иванович. — Если бы они неслись прямо вперед, погоня за ними продолжалась бы всего несколько минут. Но, описывая круги и постоянно шарахаясь в разные стороны, они утомляют врагов, поминутно обманывая их ожидания!

Выпущенные кони продолжали носиться кругом, проделывая самые неожиданные трюки, и, по-видимому, нимало не утомляясь этим беспрерывным бегом; волки же заметно выбивались из сил, падали от усталости, метались, запыхавшись, с высунутыми языками. С каждой минутой шансы на спасение осажденных в избе увеличивались. Иванович смотрел на небо, где уже начинали бледнеть звезды и близился восход. Теперь помощь должна была прийти скоро или же не прийти совсем!

Между тем кони продолжали носиться, как вихрь, утомляя волков, и наконец, проделав обманное движение, оба скакуна вдруг ринулись прямо к избе и, с разбега перелетев через ограду, упали во дворе избы, встреченные громким радостным ржанием своих товарищей.

Даже Иванович и Холлоуэй не могли не восхититься этим подвигом благородных животных, хотя их появление в избе весьма ухудшало их положение.

Ошеломленные в первый момент, волки вскоре, однако, как будто еще больше рассвирепели и с бешенством накинулись на ограду избы, уже достаточно пострадавшую от прежних атак и грозившую теперь ежеминутно рухнуть под их напором.

Между тем со стороны перевоза все еще ничего не было видно.

— Будем стрелять без перерыва, — предложил Иванович, — чтобы помощь, если она спешит к нам, по частым выстрелам могла понять, что мы в крайней опасности и что надо спешить!

В этот момент с той стороны, с которой осажденные не защищали, стена дала достаточно глубокую и широкую трещину, и старый матерый волк, очевидно, самый смелый и сильный, вскочил через эту брешь на насыпь и скатился во двор. Холлоуэй прицелился и хотел пристрелить волка, но прежде чем он успел взвести курок, один из коней ударом копыта раздробил волку голову и переломил хребет. Возбужденные предсмертным воем своего товарища, волки с удвоенным бешенством накинулись на ограду. Казалось, минуты осажденных были сочтены. Вдруг в этот момент вдали послышались звуки трубы.

— Спасены! Спасены! — крикнул Холлоуэй.

То были табунщики во главе с Черни-Чагом. И, странное дело, при звуке этой трубы волки стали как будто нерешительными, и чем ближе звучала труба, тем более росла эта нерешительность, объясняемая страхом, который эти хищники питают к табунщикам. Наконец, еще раньше, чем грозные табунщики подоспели к избе, волки обратились в бегство. И это было как раз вовремя: пятью минутами позже спасители нашли бы только полуизглоданные трупы людей.

Холлоуэй, до конца сохранивший присутствие духа и энергию, поспешил распахнуть ворота и, вскочив на коня, присоединился, сгорая жаждой мщения, к табунщикам, которые бешено устремились на обратившуюся в бегство стаю. Погоня длилась целых два часа, и когда табунщики решили наконец вернуться в избу, то почти вся стая волков была уничтожена.

Между тем Черни-Чаг, предоставив табунщикам делать свое дело, спешился и вошел в избу приветствовать Ивановича, которого он уже знал раньше.

— Спасибо тебе, Черни-Чаг, я никогда не забуду, что ты сегодня спас мне жизнь! — проговорил Иванович.

— Я считаю себя счастливым, — сказал паромщик, — что мог оказать вам эту услугу; однако вся честь спасения принадлежит ведь вашим двум казакам!

— Я вознагражу их по заслугам, но это не умаляет твоей заслуги; без того влияния, каким ты пользуешься в своем округе, и без той энергии, с какой ты сумел собрать табунщиков и поспешить к нам на помощь, мы неминуемо погибли бы! Говори, какой ты хочешь награды!

— Если бы я осмелился…

— Говори, я тебе приказываю!

— Небо наградило меня богатством; я богатейший человек в этой стране. Царь осыпал меня своими милостями, а Бог даровал мне многочисленную семью, словом, я — счастливый человек. Но если я непременно должен высказать вам самое сокровенное мое желание, то признаюсь, что хотел бы быть назначенным смотрителем всего этого почтового тракта; это дало бы мне право на чин четырнадцатого класса, и мои дочери, будучи дочерьми чиновника, скорее нашли бы себе хороших мужей!