Т-34 — истребитель гархов

— Федор Исаевич, обстановка такова. На днях Молотов встретился с послом Шуленбургом. Гитлер долго раздумывал, принял решение и теперь нажимает на все рычаги. Все кончится соглашением, но это ближе к осени. Сейчас в центре внимания — Халхин-Гол. Нам удалось внушить там, — Седой показал большим пальцем за спину, в южную стену, в сторону Кремля, — что решительная победа над японцами гарантирует нас от удара в спину, когда будет война с Гитлером. Это должно сделать позиции СССР и более прочными при выработке договора с Германией. Во всяком случае, теперь монголы не удивляются грузовикам с русскими солдатами. Нам повезло, что японцы не особенно церемонятся с местными, так что симпатии местного населения на нашей стороне. Мы долго ждали, Федор. Двадцать один год, если не ошибаюсь. Хороший план зреет долго. Теперь все сложилось один к одному. Добро на самом верху получено, эшелон зарезервирован. Готовь предложения.

— Предложения готовы, товарищ комиссар государственной безопасности первого ранга.

— Нет уж, прекрати язык ломать, Федор Исаевич. — Арсен усмехнулся. — Пусть пролетарии язык упражняют, им полезно. Называй меня по старинке, генералом. Если Сталин меня называет только так, то о чем нам с тобой беспокоиться?

Серапионов подошел к занавешенной карте и отодвинул плотные шторы. Канунников с удовольствием взял в руки указку красного дерева.

— От Улан-Удэ пойдем по обычному маршруту, в составе войсковых частей, а в сторону Гоби свернем после Бурун-Урта. Проводников возьмем из местных, вот здесь. Легенда для стрелков и рабочих — разведка водяных пластов для нужд армии.

— Федор Исаевич, время не ждет. Конфликт в самом разгаре, и, стало быть, гореть ему недолго.

— Группа готова выехать хоть завтра.

— Ну, завтра — это слишком. Нам ошибаться нельзя. Даю на сборы три дня. Видеться будем каждый день — до отъезда многое придется уточнять и согласовывать.

Седой проводил Канунникова до выхода, пожал руку и вернулся в кабинет.

* * *

Пыль, пыль, проклятая и вездесущая пыль. В августе на Калужском шоссе — пыль? В песчаном карьере под Липецком — пыль? Нет! Пыль — это пересохшая монгольская степь, это сопки, постепенно облезающие и теряющие растительность по пути к югу. Пыль набивается повсюду, пропитывает одежду, втирается в мельчайшие поры краски на автомобиле, пыль висит в воздухе и скрипит на зубах, пыль стекает коричневатой струйкой по лбу, смешавшись с потом. Жалкие кустики пересохшей приземистой травы — и те пылят, если на них наступить сапогом или наехать рыжей покрышкой.

За штурвалом быстрого и верткого истребителя «накадзима» Хатео Мори чувствовал себя головой ястреба. Пилот императорских воздушных сил в свои восемнадцать лет был признанным асом — не то что сосунки из нового набора. Хатео мог позволить себе хоть каждый день летать на новом истребителе: аппараты поставляли в избытке, а летные школы не восполняли потери. Хатео Мори был ветераном, и именно ему было вменено в обязанность обкатывать новые машины. Район вдали от Номонгана — южнее и ближе к безжизненной пустыне — был свободен от русских, наводнивших небо над Маньчжоу-го. Если в мае Хатео творил в небе над Халхой все, что хотел, то уже в июле он с товарищами предпочитал совершать боевые вылеты по утрам, когда солнце ослепляло русских и позволяло использовать преимущество внезапности. Подкрепление, прибывшее к русским, не только не уступало погибшим, но даже превосходило выучкой, дерзостью и особой слетанностью звеньев, и японским асам приходилось тяжело — даже таким опытным, как сержант Мори. Приходилось выгадывать на всем — на погоде, солнце, облачности, линии сопок никчемного клочка земли вдоль Халхи.

После обеда сержант обкатывал пару-тройку новеньких «мицубиши» или «накадзима» вдали от линии фронта и трассы, по которой русские подвозили припасы и пополнение. Там могли без страха летать только желторотые юнцы. Герои и глупцы.

Хатео с удовольствием пронесся над тихим озером Буй-Hyp, направляя машину к юго-западу. Здесь можно было без помех проверить двигатель в пике и на виражах, а затем отыскать стадо овец и проверить пулеметы. Сержант испытывал огромную гордость, когда слышал, как новички хвастают: «Мою машину испытывал сам командир Мори!», и испытывал аппараты тщательно. Русские в этот район не летали — слишком дорого им обходился каждый грамм топлива, каждый выстрел. Именно поэтому они прикрывали свои тылы так жестко и решительно, что спикировать на автомобильный тракт было редкой удачей. Еще более невиданной удачей было вернуться после такого пике. Сержант Мори уважал штурмовиков и сочувствовал им — они несли противнику страшные разрушения, но были совершенно неспособны защитить себя.

«Накадзима» пикировал превосходно. Двигатель работал мощно и не захлебывался, и сержант уверенно потянул штурвал на себя. «Накадзима» взревел и перемахнул зеленую сопку. Легкость и изящество! Никакой брони, ничего лишнего — только крылатая мощь и смертоносные пулеметы!