t

— Как вы могли? — горячо заговорил Т. — Зачем? Хотели меня унизить? Растоптать? Убейте лучше сразу. Ведь вам, я полагаю, это несложно.

На лице императора изобразилось изумление.

— Неужто все так мрачно? А что именно вызывает у вас такое отторжение?

— Вы еще спрашиваете? — воскликнул Т. — Впрочем, возможно, вы действительно не понимаете. Омерзительно все — плотский грех, пьянство, бредовые видения. Но самое невыносимое — это какая-то лубочная недостоверность происходящего, вульгарный и преувеличенный комизм. Словно меня заставляют играть в ярмарочном балагане мужикам на потеху…

— Вот оно что, — сказал Ариэль смущенно. — Я, признаться, еще не успел ознакомиться с последней главой.

— Не успели ознакомиться? О чем вы говорите? Это же ваша рукопись! Или у вас левая половина головы не ведает, что творит правая?

— Не все так просто, как вам кажется, — ответил Ариэль. — Вы ведь не знаете, как пишутся рукописи в двадцать первом веке.

— А что здесь могло измениться?

— Очень многое. Не рубите сплеча, граф.

— Вас не поймешь, — сказал Т. — То рубите, то не рубите. То говорящая лошадь, то Павел Первый.

— Я вас окончательно не понимаю, — сказал император жалобно, — какая еще говорящая лошадь? С вашего позволения, я возьму короткий тайм-аут. Ознакомиться с тем, что вас так, э… взвинтило.

Лицо на портрете замерло, превратившись в прежнюю мертвокурносую маску. Т. машинально вылил в стакан остаток водки из графина, поднес стакан ко рту, но содрогнулся от спиртового запаха и с омерзением выплеснул содержимое в черный зев камина.

«Кажется, — подумал он, — у меня начинается нервическая дрожь, дергается веко…»

Вскоре со стены послышалось вежливое покашливание.

Т. поднял взгляд на портрет. Император выглядел смущенным.

— Да, — сказал он. — Теперь понятно.

— Я требую полного объяснения, — сказал Т. — Перестаньте ходить вокруг да около. Откройте мне, наконец, кто я такой и что означает все происходящее.

— Я ведь уже намекал, — ответил Ариэль.

— Так повторите еще раз. И яснее, чтобы я понял.

— Извольте. Вы герой.

— Благодарю, — фыркнул Т. — Усатый господин, который сделал мне подобный комплимент в поезде, после этого несколько раз пытался меня убить.

— Все герои отказываются принимать эту новость, — сказал Ариэль грустно. — Даже когда это уже давно не новость. Словно какой-то защитный механизм — каждый раз одно и то же…

— О чем вы?

— Вы герой повествования, граф. Можно было бы назвать вас литературным героем, но есть серьезные сомнения, что текст, благодаря которому вы возникаете, имеет право называться литературой. Попробую сделать так, чтобы до вас это окончательно дошло…

Т. вдруг испытал головокружение — ему представилось, что он стоит на поверхности огромного бумажного листа, то распадаясь на разбросанные по белой плоскости буквы, то возникая из их роя. Мелькнула догадка, что наваждение кончится, если буквы сложатся в какое-то главное слово — но этого слова он не знал… Переживание было коротким, но пронзительно-жутким, словно он вспомнил страшный сон, который снится ему каждую ночь, но забывается каждое утро.

Ариэль наморщил лицо в сострадательную гримасу.

— Это вам неприятно, — сказал он, — потому что вы, вне всякого сомнения, тешили себя совсем иными мыслями о своей природе. Но именно так обстоят дела.

— Вы говорили, я не ваша выдумка.

— Вы не моя выдумка, совершенно верно. Как я уже говорил, ваш отдаленный прототип — писатель Лев Толстой. Но во всем остальном вы просто герой повествования, такой же, как Кнопф и княгиня Тараканова. В настоящий момент я вступаю с вами в контакт с помощью уже знакомой вам каббалистической процедуры.

— Но ведь вы намекали… Вы говорили о загробном воздаянии, положенном писателю. И дали понять, что я как раз и претерпеваю такое наказание.

— Ничего подобного. Я всего лишь пересказал вам слова моего дедушки о природе литературных персонажей. Сам я не имею понятия, правда это или нет. Но даже если все именно так, покойный граф Толстой может с одинаковым успехом оказаться не вами, а Кнопфом или кем-нибудь из амазонских убийц.

Подождав немного и поняв, что Т. ничего не скажет, Ариэль продолжал:

— Позвольте принести вам извинения за случившееся в мое отсутствие. Это все Митенька. Я, если честно, недоглядел.

— Что за чушь вы говорите, — сказал Т. — Какой еще к черту Митенька?

— Не знаю даже, как начать, — вздохнул Ариэль. — Хочется верить, беседа с княгиней Таракановой подготовила вас к подобному развитию событий. Хотя, конечно, подготовиться к такому трудно.

— Выкладывайте.

Император на портрете закрыл глаза и несколько секунд думал, подбирая слова.

— Скажите, — заговорил он, — вы когда-нибудь слышали про машину Тьюринга?

— Нет. Что это?

— Это из математики. Условное вычислительное устройство, к работе которого можно свести все человеческие исчисления. Если коротко, каретка перемещается по бумажной ленте, считывает с нее знаки и, подчиняясь некоему правилу, наносит на нее другие знаки.

— Я слаб в точных науках.