Т

— Отнюдь. Моя решимость тверда как никогда. Но откуда, в таком случае, мы будем вызывать дух Достоевского?

— Если угодно, — сказал Джамбон серьезно, — мы обратимся к тому самому абсолютному уму, о котором я говорил. И попросим его помыслить интересный вам аспект реальности — чем бы он ни оказался. Поскольку вас интересует контакт с Федором Достоевским, я приготовил этот портрет в качестве, так сказать, дорожного указателя.

— Интересно. А как вы думаете, абсолютный ум не рассердится, что его беспокоят за деньги?

— Не волнуйтесь, — ответил Джамбон, — даже если это произойдет, проблемы возникнут не у вас, а у меня.

— А где мы будем искать абсолютный ум? — спросил Т.

— Вы обнаружите его в себе. Но только на короткое время и с моей помощью. Ну что, начинаем?

Т. кивнул.

— Тогда слушайте внимательно. Переживания во время опыта могут быть довольно необычными. Поэтому, если вы хотите получить ответ на конкретный вопрос, сформулируйте его заранее в простой и ясной форме. Одно-два слова, максимум три. И повторите эту фразу несколько раз, чтобы не забыть.

— У меня такая фраза уже есть, — ответил Т.

— Можно ее услышать?

— Она вам ничего не скажет. Извольте — «Оптина Пустынь». Ну или «Оптина Пустынь соловьев». Это то, о чем я собираюсь спросить Достоевского, поскольку именно он употребил это выражение впервые.

— Хорошо, — сказал Джамбон, — мне действительно непонятно, но главное, чтобы понимали вы. Теперь одно условие. Я хотел бы на время опыта привязать вас к стулу.

Т. нахмурился.

— Это еще зачем?

— Дело в том, — ответил Джамбон, — что используемые мной субстанции часто действуют непредсказуемо, и случается...

— Субстанции? Какие субстанции?

— Я дам вам проглотить специальное тибетское снадобье.

— Позвольте, — сказал Т., — вы, значит, хотите накормить меня какой-то отравой, да еще и к стулу привязать?

— Вы мне не доверяете?

— Тут не в вас дело. У меня немало недоброжелателей, и полагаться приходится только на себя. Если меня застанут, извините, привязанным к стулу... Не то чтобы я ожидал подобного развития событий, но рисковать я не могу.

Джамбон погрузился в раздумья.

— Скажите, — спросил Т., — это ваше снадобье влияет на способность двигаться? Владеть своим телом?

— В том и дело, что нет. Но само ваше восприятие претерпит серьезные изменения, и для вашего блага...

— Мне лучше знать, в чем мое благо, — ответил Т. — Можете вы проделать опыт, не привязывая меня к стулу?

— Это опасно. И для вас, и для меня.

— Почему?

— Во время опыта вам, возможно, будет казаться, что вы перемещаетесь в пространстве. Чтобы ваше тело не совершало рефлекторных движений, его надо удерживать...

Сказав это, Джамбон смерил фигуру Т. оценивающим взглядом.

— Веревки, конечно, надежнее, — сказал он, — но думаю, что при одной пилюле справлюсь и так. Насколько это условие для вас важно?

— Оно решающее.

— Тогда я попрошу тройную плату. И деньги вперед.

— Приятно говорить с деловым человеком, — улыбнулся Т. — Возьмите сами, сумка с империалами на зеркале...

Пока Джамбон отсчитывал монеты (это заняло у него довольно много времени), Т. подошел к стоящему у стены серванту, встал так, чтобы Джамбон не видел его рук, и открыл ящик. Внутри лежал металлический конус с желтой кнопкой капсюля и выгравированным на плоском дне словом «Безответная». Это была вторая бомба — единственное, что осталось у Т. из снаряжения, присланного из Ясной Поляны.

«Первая, кажется, называлась «Безропотная», — подумал он, — и ведь правда, никто потом не роптал. А тут, надо полагать, никто не ответит. Кузнец де Мартиньяк постиг непротивление весьма глубоко. Жалко разбрасываться такими красивыми вещами, но если этот Джамбон предатель...»

Взяв бомбу, Т. незаметно положил ее в карман. Когда он вернулся на свое место, лама, как раз закончивший подсчет денег, спрятал кошель с монетами в недра своей рясы и улыбнулся.

— Все в порядке, — сказал он. — Процедура весьма проста по внешним формам, и мы можем начинать...

Откуда-то в его руке появился небольшой пестрый узелок. Он развязал его (мелькнул платок с мрачной религиозной вышивкой — синие трехглазые лица, языки пламени, какие-то темные горы) и поставил на стол перед Т. маленькую шкатулку-череп из серебра с бирюзой. Голубые глаза черепа посмотрели на Т. с выпученным недоумением.

— Откройте, — велел Джамбон.

Т. откинул крышку черепа.

Внутри лежали три пилюли, по форме немного похожие на бомбу в кармане у Т. — каплевидные, размером с ноготь, темно-серого цвета, с вкраплениями мелко измолотой сухой травы.

— Что это? — спросил Т., вынимая одну из пилюль и поднося ее к глазам.

— «Слезы Шукдена», — ответил Джамбон. — Шукден, если вам любопытно, это личный дух-охранитель Великого Желтошапочного Ламы из дворца Потала. Как вы понимаете, наилучшая рекомендация из всех возможных.

— Из чего они сделаны?

— Из смеси более чем ста разных трав, корней и субстанций. Точный состав веками держится в секрете.

Т. заметил, что в дне шкатулки выбиты углубления под каждую пилюлю — слезы как бы падали в три разные стороны из общего центра.

— Почему именно три? В этом есть смысл?