Достоевский давно заметил странную вещь — новая партия спиртного прибывала как раз тогда, когда кончалась прежняя. Это не зависело ни от количества захваченной прежде водки, ни от числа поверженных мёртвых душ, ни от уровня радиации. Стоило выпивке кончиться, и на штурм огневой позиции снова брела нагруженная алкоголем компания мертвецов. Старец Фёдор Кузьмич полагал, что это явное доказательство бытия Божия. В качестве другого доказательства он указывал на красные бочки с бензином, всегда необъяснимо оказывающиеся в таких местах, где одним выстрелом можно было сжечь целую группу мертвяков. (Говоря об этих бочках, Фёдор Кузьмич всегда приходил в волнение: Сим победиши! — повторял он взволнованно. — Сим победиши!) Достоевский не знал, как тут насчёт догматики, но с практической точки зрения Фёдор Кузьмич был прав.
Бородатый человек в халате, таким образом, появился совершенно не вовремя — однако он подходил всё ближе и ближе. Судя по всему, оружия у него не было.
«Да что же это за день такой, чёрт его возьми? — подумал Достоевский. — Ладно. Сейчас узнаем, в чём дело…»
Сняв очки, он положил их на специальную полочку на стене окопа. Затем взял топор, неспешно вылез на бруствер, перебрался через ёлку и вышел на открытое пространство.
Незнакомец в халате снова помахал ему рукой и бесстрашно пошёл навстречу. Достоевский поставил топор на мостовую, опёрся на его рукоять и сделал непроницаемое лицо. Незнакомец остановился в десятке шагов.
— Здравствуйте, Фёдор Михайлович!
Достоевский выпучил глаза.
— А откуда вы знаете, милостивый государь, что я Фёдор Михайлович?
— Помилуйте. Такой элегантный господин с двуручным топором. Кто ж это может быть, как не знаменитый Достоевский?
— Ну, например, какой-нибудь плотник, — сказал Достоевский. — Или, хе-хе, мясник… А вы кто будете?
— Сложный вопрос, — ответил человек в халате. — Обычно меня называют графом Т.
— Вот оно что, — промолвил Достоевский с еле уловимым сарказмом. — Граф Т., значит… А я вас по-другому представлял.
— И как же?
— Да как графа Т. обычно изображают. В соломенной шляпе, с двумя револьверами.
— Это уже в прошлом, — ответил Т. — Сейчас всё иначе. Можете считать, я вернулся с того света.
«Мертвяк, — подумал Достоевский и нахмурился. — Сам признаётся, такое редко бывает. Чего тут сомневаться».
— Вот как? — сказал он. — И какая же сила заставила вас проделать столь обременительное путешествие?
— Интерес к вам, Фёдор Михайлович.
— Лукавите, граф, — хмыкнул Достоевский, — наверняка у вас имеются и другие виды.
— Возможно, — согласился Т.
Достоевский стал медленно обходить Т. слева, чтобы отрезать ему путь к отступлению.
— Так вот вы, значит, какой, — проворковал он приветливо. — А знаете, хорошо, что мы встретились. Меня всегда занимал вопрос, долго ли боевое искусство графа Т. выстоит против моего топора. Вот только проверить это не было возможности…
Т. улыбнулся.
— Я ведь тоже кое-что про вас слышал, Фёдор Михайлович. Некоторые даже считают вас непобедимым. Возможно, в этом городишке вам действительно нет равных… К вашим услугам.
Достоевский поклонился, неторопливо расстегнул бушлат и скинул его с плеч, оставшись в чёрной косоворотке. Затем, заведя топор за спину, пригнулся к самой земле, словно первый поклон показался ему недостаточно глубоким.
Т. вежливо наклонил голову в ответ.
— Идиот! — выдохнул Достоевский.
— Простите? — недоуменно поднял бровь Т.
С Достоевским происходило что-то странное. Он уставился на скомканную бумажку, которую ветер катил по мостовой слева от Т., и на его лице отобразился интерес, быстро переросший в какую-то обиженную жадность. Он сделал к бумажке шаг, наклонился за ней, неловко покачнулся и взмахнул топором, чтобы сохранить равновесие — а в следующую секунду лезвие просвистело в том месте, где только что была голова Т., в последний момент успевшего пригнуться.
Достоевский проворно шагнул в сторону, прижал топор к груди, закрыл глаза и произнёс:
— Бобок!
И тут же, словно деревянная статуя, плашмя упал навзничь.
Т. стал ждать, что будет дальше. Но не происходило ничего: Достоевский лежал на спине, сжимая топор и выставив в небо бороду, которую ворошил ветер.
Подождав минуту или две, Т. позвал:
— Фёдор Михайлович!
Достоевский не ответил.
— Вы, может быть, ударились? Если нужна помощь, дайте знать!
Достоевский не отзывался. Он был похож на древнего викинга, плывущего в вечность на погребальной ладье — только этой ладьёй был весь раскинувшийся вокруг город.
Т. сделал к нему осторожный шаг.
— Фёдор Михайлович!
Лезвие прошелестело в том месте, где миг назад были ноги Т. — как и в прошлый раз, он еле успел убраться с траектории удара. Резкий взмах топора нарушал, казалось, все законы физики: было непонятно, как Достоевскому удалось перейти от полной неподвижности к такой ошеломляющей скорости.
Инерция взмаха помогла Достоевскому вскочить на ноги. Заведя топор за спину, он повернул в сторону Т. открытую ладонь и крикнул:
— Идиот!