t

— Что? — сказал Кнопф. — Вы всё ещё думаете, что я пытаюсь вас перехитрить? Или, может быть, ждёте весточки от своего Ариэля? Ну давайте позовём его, пускай он нас рассудит…

Вскочив с лавки, Кнопф поднёс ко рту сложенные рупором ладони и закричал, приплясывая на месте:

— Ариэль! Ариэль!

— Да ладно вам паясничать, — угрюмо сказал Т.

— Ариэль! — прокричал Кнопф ещё громче. — Иди к чёрту, Ариэль, слышишь? Покарай меня за эти слова, если ты существуешь!

— Хорошо, — сказал Т. — Будь по-вашему. Вернёмся в Ясную Поляну.

— Вот и отлично! — просиял Кнопф. — Рад, что вы способны внимать доводам рассудка. Поверьте, несмотря на все наши взаимные, э-э-э, недопонимания, я гордился и продолжаю гордиться знакомством с таким выдающимся человеком…

Вежливо приподняв котелок, он присел и кивнул головой, сделавшись на мгновение похожим на мима: двигались только его голова и туловище, а удерживаемая за поля шляпа неподвижно висела в пространстве там же, где и в начале поклона. Получилось клоунское и одновременно элегантное движение; как ни мрачно было у Т. на душе, он улыбнулся. Кнопф вынул из кармана брегет, прозвонил им переливистую мелодию и сказал:

— Если хотим успеть на восьмичасовой, придётся поспешить. Предупреждаю, хожу я весьма бы…

Внезапно раздался выстрел.

За тончайшую долю секунды до него Т. услышал щелчок пули по телу. Кнопф покачнулся, посмотрел куда-то за спину Т., потом перевёл почерневшие глаза на него и упал.

Т. обернулся.

От развалин кирпичного барака в его сторону быстро шли несколько человек. Впереди шагал невысокий священник с наганом в руке. За ним спешили пятеро чернецов с винтовками — двое держали оружие наготове, а остальные, навьюченные поклажей, походили на солдат на марше: один нёс сложенную армейскую палатку из светлого брезента, другой — два проекционных фонаря, а третий тащил вместительную сумку с вышитым крестом и фонограф с никелированным раструбом.

Т. узнал священника. Это был тот самый старый еврей с бородавкой на носу, с которым он говорил на улице в Коврове — только теперь он не особо походил на старого еврея, потому что на нём был не лапсердак, а чёрная ряса. Бородавка, как оказалось, тоже была фальшивой — она исчезла.

Подойдя к трупу Кнопфа, священник вынул из его руки золотой амулет, внимательно осмотрел его и спрятал во внутренний карман.

— Эта вещь должна храниться у обер-прокурора, — сказал он. — Ей не место в случайных руках.

— Вы люди Победоносцева?

Священник улыбнулся.

— Представляться не в наших правилах, — ответил он, — но вы вряд ли расскажете газетам о нашей встрече. Именно так.

— Как вас зовут?

— Отец Варсонофий к вашим услугам.

— Вы? — спросил Т. изумлённо. — Мне называли ваше имя. Это к вам, выходит, я шёл всё время?

— Выходит, так, — согласился Варсонофий, поигрывая револьвером.

— Кто же вы на самом деле?

Варсонофий широко улыбнулся.

— У вас была интересная версия ответа на этот вопрос, граф. Если помните, вы изложили её мне на улице в Коврове. И знаете, я почти вам поверил. Это стоило мне бессонной ночи. Ох, не дай вам Бог испытать подобное…

Один из чернецов склонился над трупом Кнопфа и, задевая его за пиджак свесившимся крестом, обыскал. Найдя кошелёк, он вытащил из него деньги и проворно спрятал под рясу. Остальные монахи принялись обшаривать других мертвецов — они действовали умело и осторожно, стараясь не испачкаться в крови.

— Что вы со мной сделаете? — спросил Т. — Убьёте?

— Как вам такое пришло в голову, — оскорбился Варсонофий. — Разве я на это способен? Вас убьёт Пересвет.

Он кивнул на одного из чернецов, здоровенного детину с бесцветными глазами и аккуратно остриженной бородкой.

Пересвет ухмыльнулся и снял с плеча маузеровскую винтовку. Наведя её на Т., он тщательно прицелился ему в голову, а потом вдруг отвёл ствол в сторону кирпичного барака.

На его полуразрушенной стене сидел крохотный рыжий котёнок. Посмотрев на людей, он жалобно мяукнул и пошёл прочь по заросшим мхом кирпичам, нервно подняв хвост — будто чувствуя, что эта встреча не сулит ему ничего хорошего.

Пересвет выстрелил, и котёнок мгновенно исчез из виду — с такой силой его отшвырнула пуля.

Чернецы захохотали. Варсонофий тоже осклабился.

— Пересвет надпиливает пули крестом, — сказал он. — Для очищения от скверны. Особенно хорошо для борьбы с плотью. Пуля не просто пробивает её, а вырывает изрядный кусок, так что за один выстрел можно побороть довольно большой объём.

— Что вам от меня нужно? — спросил Т.

— Как и всем лицам нашей профессии, — ответил Варсонофий, — только одно: ваша бессмертная душа!

Чернецы заржали, как упряжка вороных.

Т. поднял глаза в небо. Оно было низким и серым, но никакого величия или покоя в нём не читалось — по нему плыли невыразительные облака, близкие и холодные, напоминающие об осенних огородах, неурожае и скорбной вековой нищете. Желания продолжать борьбу не было («да и с кем, — подумал Т., — за что?»). В сердце осталась только огромная усталость.

«Я ищу свободы и покоя! Я б хотел забыться и заснуть!»

Слова Лермонтова, всегда звучавшие для Т. странным диссонансом, вдруг обрели смысл, распавшись на пары.