t

— Забота о моих принципах очень трогательна, — ответил Т. — Но я следую им применительно к обстоятельствам.

— Ну что ж, — промурлыкал Кнопф, — давайте узнаем, есть ли в вас истинная вера… Вам, наверно, и самому ужасно интересно?

Он поднял ко рту свой жуткий мундштук и издал два сиплых гудка.

В руках индейцев-фрачников появились короткие духовые трубки. Они вскинули своё оружие к губам; в ту же секунду Т. присел на корточки, закрывшись щитом. Раздалось несколько звонких щелчков о металл, а вслед за этим Т. страшно прокричал:

— Поберегись!

И швырнул копьё в ближайшего из индейцев.

Раздался глухой вой — скорее звериный, чем человеческий. Несчастный упал. Т. рванул на себя верёвку, и окровавленное копьё опять оказалось в его руке.

— Поберегись! — крикнул он снова.

Бросок, и второй карлик повалился на пол рядом с первым. Третий успел перезарядить свою духовую трубку и выстрелить, прежде чем его сразило копьё. Острый шип воткнулся Т. в плечо.

В ту же секунду он почувствовал во рту металлический вкус; в голове загудело, а перед глазами заплясали разноцветные пятна.

«Ариэль, — вспомнил он, — Ариэль…»

Пелена перед глазами сразу исчезла, и головокружение кончилось так же внезапно, как началось.

В Т. попало ещё два отравленных шипа — один в ногу, другой в кисть руки. Но яд больше не оказывал действия, и вскоре последний фрачник упал на пол, обливаясь тёмной кровью.

— Поберегись… — хрипло выдохнул Т.

— В этот раз ваше напутствие несколько опоздало, — меланхолично заметил Кнопф. — Впрочем, бедняга всё равно не понимал по-русски… Вы не устаёте меня удивлять, граф. Причём удивлять неприятно.

Вынув из кармана револьвер, он попятился к лестнице. Закрываясь щитом, Т. шагнул за ним следом. Грохнул выстрел; пуля под острым углом ударила в щит и отрикошетила в потолок.

Кнопф вновь поднял револьвер, тщательно прицелился и выстрелил. Керосиновая лампа, стоявшая на лавке, подскочила и, лопнув, упала на пол. По доскам поползли жёлто-голубые огненные змеи. На лице Кнопфа появилась ухмылка.

— Что ж, — сказал он. — Кому суждено сгореть, тот не умрёт от яда…

Он навёл револьвер на Т., и тот вновь выставил перед собой щит. Но Кнопф не стрелял — он просто держал Т. на мушке, дожидаясь, пока пламя расползётся по трюму.

Запахло палёным мясом. Т. чувствовал, что жар подступает со всех сторон; щит в его руке стал нагреваться.

— Прощайте, граф, — сказал Кнопф. — Счастливой дороги в Аид.

С этими словами он захлопнул за собой украшенную Аполлоном дверь.

Т. огляделся. Пустой вёсельный люк, через который он попал на корабль, теперь был отрезан непроходимой стеной огня. Бросив щит, Т. подскочил к ближайшему веслу, яростным усилием вырвал его из уключины и вытолкнул за борт. Затем он сорвал уже тлеющий халат, протиснулся сквозь узкий лаз, упал в холодную воду, нырнул и поплыл прочь от обречённого судна.

Отплыв, насколько хватило дыхания, он вынырнул и оглянулся. Баржа горела; Т. увидел привязанную к её корме лодку, куда перебирались подручные Кнопфа. Сам Кнопф был уже в лодке.

— Вон он! — крикнул один из преследователей. — Глядите, вон он плывёт!

Т. сделал глубокий вдох и нырнул за миг до того, как по воде защёлкали пули.

V

Выбравшись на берег, Т. пошёл вниз по реке, прячась в прибрежных зарослях. Зарево пожара осталось позади; вокруг сомкнулась холодная тьма, и вскоре Т. стало казаться, что он не человек, а заблудившийся зверь, крадущийся сквозь ночь — доказательством были его нагота и одиночество.

«Впрочем, — подумал он, — фальшивое чувство. Крадущийся зверь не ощущает себя крадущимся зверем. Хищнику не нужны метафоры — всё это слишком человеческое…»

Примерно через час он увидел вдали огни костров, потом услышал звуки гитары, а затем до него долетел сводящий с ума аромат печёных яблок. Это, видимо, и был тот табор, о котором говорила покойная княгиня.

Самая весёлая компания расположилась вокруг большого костра у кромки воды. Они пели «Шёл мэ вэрсты». Т. любил эту песню.

Чтобы не смутить цыган внезапностью своего появления, он издали запел им в лад. На его голос обернулось несколько человек — но никто не проявил беспокойства, когда в освещённом пространстве перед костром появился голый мускулистый бородач.

Сохраняя дистанцию, Т. присел у огня и с наслаждением стал впитывать тепло — за время прогулки по берегу он изрядно продрог. Вскоре к нему подошла цыганская девушка, одетая в ворох пёстрых платков и тряпок, и протянула глиняную тарелку с двумя печёными яблоками. Т. благодарно принял предложенное, и девушка, покосившись на его золотой талисман, присела рядом.

— Куда путь держишь, офицер? — спросила она хриплым разбойничьим голосом.

«Видимо, — подумал Т., — офицер для неё всякий мужчина, который не цыган. Какая простая вселенная, даже завидно…»

— В Оптину Пустынь, — ответил он.

— А что это такое?

— Так я сам, милая, хотел у вас разузнать.

Цыганка смерила его взглядом.

— Ну погоди, сейчас разузнаешь.

Встав, она ушла в темноту.