Т.1 Стихотворения

Полночный остров Молчанья,
Пустынный берег Забвенья.
Последние тени звуков,
Прощальное эхо света.
Уйдем, собеседник безлюдья!

Сердце, сосуд потемневший,
До краев наполнено ночью.

Оркестры листвы осенней
Затихли, и музыка стала
Далекой полночной стаей.
Уйдем, собиратель безмолвий!

Довольно гулять по саду,
Его нет, пойдем поскорее
Домой (куда — неизвестно),
Наследник талого снега,
Приятель тающей тучи,
Плохой переводчик ночи.

* * *

И я свидетель обвинения
(Я плакал чаще, откровеннее),
Но, принимая во внимание,
Что при ближайшем рассмотрении
Черты божественной гармонии
Заметить можно в мироздании;

Что предусмотрено заранее:
Мое ночное задыхание,
Житейские колючки-тернии,
Большое небо предвечернее
(Оно становится печальнее);
Что, что скажу я в заключение?

Что из небесной Руритании,
Где встретят нас благие гении,
Приплыло облако весеннее?
Что нет состава преступления?
И что Виновник мироздания
Заслуживает снисхождения?

* * *

Пестрел и бурлил мексиканский базар,
И воздух клубился, как быстрый пожар.

Клыкастая ведьма ждала за лотком,
И странные сласти лежали на нем:

Смотри — марципановые черепа!
И ведьмин товар покупала толпа.

Орнамент по черепу ярко-лилов,
Желтей канарейки огрызки зубов.

Два синих, блестящих, больших леденца –
О, сахара слаще глаза мертвеца!

Кондитерский череп — сладчайший десерт,
Но я не уверен, что сладостна смерть.
Совсем не уверен, что сладостна смерть.

* * *

Аквариум тихий и мрачный,
Но есть в нем серебряный дым.
А рыбки как будто прозрачны
И светом полны золотым.

Так плавны ленивые позы,
Так райски-нежны плавники!
Как будто бы с розовой розы
Упали в ручей лепестки.

Как эльфы из радостной сказки,
Пажи при подводных царях!
Зачем эти нежные краски
Живущим глубоко в морях?

Мерцайте, морские созданья,
Вы так золотисто-тихи.
Такое ночное мерцанье
Порой излучают стихи.

В своем фосфорическом свете
Стихи проплывают, плывут.
Блестят серебристые сети.
Но люди едва ли заметят,
Едва ли, едва ли поймут.

* * *

Я недавно коробку сардинок открыл.
В ней лежал человечек и мирно курил.

«Ну, а где же сардинки?» – спросил
его я.
Он ответил: «Они в полноте бытия.

Да, в плероме, а может, в нирване они,
И над ними горят золотые огни,

Отражаясь в оливковом масле вот здесь,
И огнем золотым пропитался я весь».

Я метафору эту не мог разгадать.
Серебрила луна золотистую гладь.

И на скрипке играл голубой господин,
Под сурдинку играл он в коробке сардин,
Под сардинку играл – совершенно один.

АВТОГРАФ (1984)

* * *