Майк просчитал, что может случиться, если баржа массой сто тонн (или такая же каменная глыба) рухнет на Терру без торможения. Кинетическая энергия при ударе составит более шести триллионов джоулей.
В долю секунды она превратится в тепло. Взрыв, да еще какой! Результат очевиден — взгляните на Луну. Что вы видите? Тысячи тысяч кратеров — это отметины, свидетельствующие о том, что Некто забавлялся, швыряя в Луну камешки.
— Джоули мне ничего не говорят, — сказала Вайо. — Как это выглядит в сравнении с водородной бомбой?
— Хм… — Я попробовал подсчитать в уме, но «голова» Майка сработала быстрее. Он ответил:
— Падение массы в сто тонн на поверхность Терры приблизительно соответствует взрыву двухкилотонной атомной бомбы.
— «Кило» — это тысяча, — пробормотала Вайо, — а «мега» — миллион. Значит, это всего лишь одна пятидесятитысячная от стомегатонной бомбы? Совсоюз, кажется, применял именно такую?
— Вайо, детка, — сказал я очень мягко, — на самом деле все иначе. Надо просто посмотреть на вещи под другим углом. Взрыв двухкилотонной бомбы эквивалентен взрыву двух миллионов кило тринитротолуола, а килограмм ТНТ — это очень сильный взрыв, спроси у любого бурильщика. Два миллиона килограммов сотрут с Земли вполне приличный город. Верно, Майк?
— Да, Ман. Но, Вайо, моя единственная подруга, тут есть еще один аспект. Мультимноготонные бомбы малоэффективны. Взрыв происходит на сравнительно
— Мне кажется, в тысячу триста раз — это очень даже немало, особенно если они решат применить эти мегатонные бомбы против нас.
— Ты права, Вайо, моя подруга. Но у Луны много скал?
— Да. Что верно, то верно.
— Товарищи, — сказал проф, — в этих делах я профан; во дни моей юности, когда мы занимались метанием бомб, мой опыт ограничивался взрывами одного килограмма того химического вещества, о котором ты, Мануэль, упомянул. Но я надеюсь, что вы двое знаете, о чем говорите.
— Мы знаем, — согласился Майк.
— Тогда я принимаю ваши цифры на веру. Но если вернуться к привычному для меня способу мышления, ваш план требует захвата катапульты. Так?
— Да, — хором ответили мы с Майком.
— Это можно сделать. А потом мы должны удержать ее и сохранить в работоспособном состоянии. Майк, вы продумали, как защитить катапульту, скажем, от небольшой ракеты с ядерной боеголовкой?
Дискуссия затянулась. Мы сделали перерыв на обед и по обычаю профа прекратили на время все деловые разговоры. Майк рассказал несколько анекдотов, каждый из которых сопровождался со стороны профа словами «это напоминает мне один случай».
К тому времени, когда мы покинули отель «Малина», вечером 14 мая 2075 года, у нас — вернее, у Майка, — был, разработанный с помощью профа, план революции, включающий основные варианты действий в переломные моменты.
Когда пришла пора уходить — мне домой, а профу в вечерний класс (если не арестуют), а потом домой, чтобы принять душ и прихватить с собой манатки на случай, если он вернется сюда ночевать, стало ясно, что Вайо не хочет оставаться одна в незнакомом отеле. Ей не занимать мужества, когда дела идут наперекосяк, но в остальное время она беззащитна и легкоранима.
Поэтому я позвонил Ма по коду «Шерлок» и сообщил, что приведу с собой гостя. Ма ведет дом с большим искусством и тактом; каждый супруг имеет право привести гостя — на обед или на год, и наше второе поколение пользуется почти всеми свободами, только сначала нужно получить разрешение. Не знаю, как принято в других семьях, но наши обычаи складывались чуть не целое столетие, и нас они устраивают.
Так что Ма не спросила ни имени, ни пола, ни возраста, ни семейного положения гостя; я был в своем праве, а Ма слишком горда, чтобы задавать вопросы. Она сказала только: «Прекрасно, дорогой. Вы поужинали? Сегодня ведь вторник, ты помнишь?» «Вторник» — это напоминание о том, что семейство ужинает сегодня рано, так как вечером Грег читает проповедь. Если гость голоден, его, конечно, накормят, но мне такой уступки не сделают; мы все, за исключением Деда, либо едим за общим столом, либо на ходу перехватываем что-нибудь в кладовке.
Я успокоил Ма, сказав, что мы поели и будем спешить со всех ног, чтобы появиться дома до того, как ей надо будет уходить. Несмотря на то что лунари представляют собой пеструю смесь мусульман, иудеев, христиан, буддистов и еще девяноста девяти религий, в церковь почти все ходят по воскресеньям. Но Грег принадлежит к секте, которая вычислила, что от заката во вторник до заката в среду по местному времени в Эдемском саду (минус вторая поясная зона на Терре) как раз и есть Священная Суббота. Поэтому, когда в северном земном полушарии лето, мы ужинаем очень рано.