— Не понимаешь? Майк не испытывает преданности к Смотрителю. Как ты сама сказала, он машина. Но, если бы я захотел вывести из строя телефонную сеть, не затрагивая систем обеспечения воздухом, водой и светом, я поговорил бы с Майком. Если бы это показалось ему забавным, он сумел бы это сделать.
— А разве ты не можешь просто запрограммировать его? Я так поняла, что ты вхож в машинный зал.
— Если я или кто-то другой введет такую программу, не договорившись заранее, Майк задержит ее выполнение, а во многих местах зазвучат сирены тревоги. Но если бы Майк
Вайо задумчиво сказала:
— Как бы я хотела проникнуть туда, где он находится. Думаю, грим и переодевание тут не помогут?
— Но тебе вовсе не нужно проникать туда. У Майка есть телефон. Хочешь — позвони.
Она вскочила.
— Манни, ты не только самый странный человек на свете, ты к тому же лучше всех умеешь выводить меня из себя. Какой номер?
— Это потому, что я слишком привык общаться с компьютерами. — Я подошел к телефону. — Еще одно, Вайо. Ты
— Ну… иногда. Но у меня есть еще и мозги.
— Воспользуйся ими. Майк
— Я запомню, Манни. А почему ты называешь Майка «он»?
— Хм… Не могу называть его «оно», а со словом «она» он у меня как-то не ассоциируется.
— А я, пожалуй, буду называть его «она». То есть не его, а ее.
— Как хочешь.
Я набрал «Майкрофт-ХХ», заслонив от Вайо клавиши набора. Я еще не был готов сообщить ей номер — пока не увижу, как пойдет дело. Идея взорвать Майка меня потрясла.
— Майк?
— Хелло, Ман, мой единственный друг.
— Возможно, отныне я уже не буду единственным, Майк. Хочу познакомить тебя кое с кем. С не-дурой.
— Я понял, что ты не один, Ман. Я слышу еще чье-то дыхание. Будь добр, попроси не-дуру подойти к телефону поближе.
Вайо была близка к панике. Она шепнула:
— Он нас видит?
— Нет, не-дура, я вас не вижу. У вашего телефона нет подключения к видео. Но бинауральные [16]рецепторы микрофона позволяют оценивать тебя с известной степенью точности. Принимая во внимание твой голос, дыхание, пульс и тот факт, что ты находишься наедине с половозрелым мужчиной в гостинице, куда приходят перепихнуться, я делаю вывод, что ты человек женского пола, весом шестьдесят пять кило с небольшим, зрелых лет, где-то около тридцати…
Вайо закашлялась. Я поспешил вмешаться:
— Майк, ее зовут Вайоминг Нотт.
— Очень рада познакомиться с тобой, Майк. Можешь звать меня просто Вай.
— Уай нот? — тут же выдал Майк.
Я опять вмешался:
— Майк, это была шутка?
— Да, Ман. Я заметил, что ее имя в уменьшительном варианте отличается от английского вопросительного наречия лишь написанием и что ее фамилия звучит так же, как отрицание. Каламбур. Не смешно?
— Очень смешно, Майк, — сказала Вайо. — Я…
Я махнул ей рукой, чтобы замолчала.
— Хороший каламбур, Майк. Шутка одноразового употребления. Смешно благодаря элементу неожиданности. Во второй раз неожиданности уже нет. Поэтому не смешно. Понятно?
— Я экспериментально пришел к такому же заключению в отношении каламбуров, обдумав твои замечания, сделанные в позапрошлой беседе. Рад, что мои рассуждения подтвердились.
— Молодец, Майк. Прогрессируешь. Теперь насчет первой сотни шуток. Я их прочел, Вайо тоже.
— Вайо? Вайоминг Нотт?
— А? Ну конечно. Вайо, Вай, Вайоминг, Вайоминг Нотт — все это одно и то же. Не зови ее только «Уай нот».
— Я согласился больше не пользоваться этим каламбуром, Ман. Gospazha, можно я буду называть вас Вайо, а не Вай? Я пришел к заключению, что односложную форму имени легко перепутать с односложным же наречием вследствие недостаточной определенности и без всякого намерения каламбурить.
Вайоминг похлопала ресницами — английский язык Майка в те времена мог вызвать приступ удушья, — но быстро пришла в себя:
— Конечно, Майк… Вайо — та форма моего имени, которая мне нравится больше всего.
— Тогда я буду ею пользоваться. Полная форма твоего имени тоже может быть понята неправильно, так как по звучанию идентична названию района в Северо-Западной административной зоне Северо-Американского Директората.
— Да, наверно. Я там родилась, и мои родители назвали меня в честь этого штата. Я о нем мало что помню.