Сыскарь чародейского приказа

Он нашел в приткнутой к стене дома телеге мешковину, прикрыл покойников от досужих глаз. Придут приказные люди, заберут их в присутствие. Кстати, где они? Зорин должен бы уже появиться. А Попович придется изолировать. Пусть в приказе посидит, пока дело не закончится.

Крестовский кинул взгляд поверх толпы. Упомянутая Евангелина Романовна подходила к пепелищу своего дома в сопровождении Бесника. Неклюд, возбужденный шумом и суетой, сразу же покинул свою спутницу, Семен стал пробираться к ней. Когда оказался в полутора шагах от цели, заметил, что Геля не одна, а с полной пожилой женщиной, переговаривается, склонив той голову на плечо.

Любопытно. Значит, валькирия с Мясоедовской улицы завалила кочергой ночного татя? Монументальная женщина. Хотя, много ли бывшему неклюду надо? Он же гаджо, сгнил уже весь, наверное, изнутри. Такие вообще долго не живут.

Далее все пошло своим чередом. Появился Зорин, приведший с собой дежурный приказной отряд, Семен отдавал распоряжения.

Бесника надо бы к Попович приставить, пусть ее в присутствие сопроводит и сторожит, пока хотя бы один чардей туда не явится. Хотя почему-то решение это Крестовскому вовсе не нравилось, в мыслях неклюд молодцевато ухмылялся, а Попович слушала его с превеликим вниманием, как только она одна умеет, сморщив веснушчатый носик и чуть склонив голову к плечу. А после он увидел, как девушку скрутило при виде мертвых тел, и подумал, что вовсе эта Попович не холодный безэмоциональный сыскарь, а барышня. А значит, есть щелочки в ее суфражистской броне, вовсе она не идеальна. И почему-то эта Гелина слабость столь сильно его умилила, что он самолично отнес асессора в коляску и, отогнав надоедливого неклюда, сам отвез девушку в присутствие. Она была маленькой и беззащитной, всхлипывала поминутно, хватала ртом воздух. Коньяку ей налить, что ли? В кабинете должна фляжка валяться, из стратегических мамаевских запасов. Но алкоголя не понадобилось, — Попович отключилась на диванчике после легонького сонного заклинания, которое такому великому чародею и применять-то было странно. «Шли с тобой дорогой сна, да концовка не видна…» Его так в детстве матушка заговаривала, когда он шалил и не желал засыпать.

Семен подошел к своему столу, на котором Зорин предупредительно оставил все, что было им обнаружено при обыске рабочего стола Ольги Петровны. Все как и предполагалось — моток бечевы со следами магии, стопки писем от разных адресатов Эльдару Давидовичу Мамаеву. Переписку от его имени вела. Вот надушенные конвертики от Анны Штольц, криво подписанный, с золотым тисненым вензелем — от госпожи Бричкиной.

Геля во сне вскрикнула, застонала, Семен присел на краешек диванчика, погладил ее по щеке:

— Ш-ш-ш, все хорошо, спи, спи…

Она открыла зеленые глазищи:

— Почему Ляля?

Стеклышки очков были мутными, захватанными. Крестовский осторожно снял с девушки очки.

— Что значит — почему?

— Вы сами мне говорили, что убийства совершал сильный чародей, а Ляля-то…

— А это, Попович, еще одна несправедливость, допущенная мирозданием по отношению к дамам. Видите ли, в Берендийской империи, да и во многих других, учет чардеев-мальчиков ведется на государственном уровне. Сразу после крестин младенца мужеского пола осматривают специалисты на предмет его магического потенциала, об этом делается специальная отметка в метрике.

— А женщины?

— А они бывают сильными магами настолько редко, что когда-то в стародавние времена было решено их попросту игнорировать.

— Надо закон принять, — решительно сказала Геля. — Для равноправия и удобства сыскарных мероприятий.

— Непременно, — улыбнулся Семен, представив Попович, выступающую в Сенате. — Со следующей недели этим займетесь.

— Обязательно.

Девушка поворочалась, устраивая голову на подлокотнике.

— Значит, шансы, что Ляля на самом деле великая чародейка, высоки?

Семен кивнул.

— Я испытываю злорадство, — сообщила его подопечная. — Вот умом понимаю всю чудовищность совершенных Ольгой Петровной преступлений, а все равно приятно, что она всех великих чародеев-сыскарей Мокошь-града вокруг пальца обвела.

Крестовский понял, что хочет ее поцеловать, а лучше… не только поцеловать, но и…

— Очки верните, — велела Попович, страстных порывов шефа не ощутившая либо не пожелавшая разделить. — Я без них неловко себя чувствую.

— Только после того, — Семен демонстративно спрятал очки в карман сюртука, — как вы мне расскажете таинственную историю, сделавшую их присутствие столь необходимым.

Геля поморщилась, скрестила руки на груди, вздохнула:

— Это скучно, ваше высокородие.

— Позволю себе настаивать.

— Ну что ж… Мне было четырнадцать, золотой возраст для каждой провинциальной барышни. Маменька как раз решила, что домашнего обучения мне уже недостаточно, сняла домик в Вольске и записала меня в школу для девочек, которая позволяла после окончания подать прошение о продолжении образования в университете. Вам еще не скучно?

— Продолжайте.