Проклятый немец, черная душа, уперся – и его сопротивление оказалось сильнее архаровского натиска. А сопротивлялся он так, что любо-дорого посмотреть и послушать: голос сделал тихим и вялым, отвечал одно и то же по десять раз, теми же словами, смотрел в пол и всем видом выражал крайнюю степень усталости от бестолковой беседы. Наконец Архаров не выдержал и высказался в том смысле, что устал слушать, как хрен жуют, и шел бы немец со своим хренословием через два хрена вприсядку, и чтоб ему его запирательство хреном вышло.
Он не часто предавался таковой изящной словесности, но немец своей унылой речью и не одного Архарова разозлил бы.
На том и расстались.
Проститься с Матвеем не получилось – доктор спал.
На Остоженке в еропкинском доме уже был доподлинный бивак. Архаров велел доложить о себе графу Орлову. Тот принял его в хозяйском кабинете, выслушал доклад. И велел с завтрашнего же дня, отложив все иные попечения, заниматься розыском убийц митрополита Амвросия.
Архаров попросил себе в помощь подпоручика Тучкова, сказав о нем такие хорошие слова, что сам Левушка, ежели бы услышал – ушам бы не поверил. Граф не возражал – и впрямь, без помощника не обойтись.
Приказ выполнить не удалось – тот же граф, к утру позабыв о нем, велел Архарову сопровождать себя в очередной поездке по Москве – искали дом, где бы устроить приют для сирот, чьих родителей забрала чума. Кроме того, граф велел при себе жечь ветхие выморочные домишки, жильцы которых там и скончались от чумы. Архаров в тот день видел шесть таких пожаров. (Позднее он узнал, что всего в ту осень по приказу графа сожгли три тысячи чумных развалюх).
Была еще одна забота – достойно похоронить покойного митрополита, чье тело все еще лежало без погребения в Донском монастыре. Отпевать и хоронить граф постановил там же, четвертого октября. И о том было объявлено жителям Москвы – хотя Еропкин и не хотел большого скопления народа в обители.
Архаров с любопытством наблюдал за расстановкой сил – сенатор Волков все более и более сдавал позиции Еропкину, и даже те его советы, которые, несомненно, одобрила бы государыня, находили путь к сердцу графа лишь в том случае, когда их своими словами пересказывал Еропкин.
Наконец вечером Архаров и Левушка смогли поговорить почти без свидетелей.
Постелей в доме Еропкина всем не хватило, даже для старших офицеров стелили на полу тюфяки. Архаров с Левушкой уселись на турецкий лад, друг дружки напротив, и взялись составлять диспозицию на завтрашний день. Соседи по биваку, видя, что они заняты беседой, их не трогали.
– Проклятый немец ни слова про кабаки не сказал, да и про торговцев – тоже. Стало быть, будем допытываться у Марфы, – постановил Архаров.
– Дьячок! – напомнил Левушка. – Надо все-таки потолковать с тем Устином Петровым!
– Он у меня тоже из головы нейдет. Нам тогда следовало бы сесть в засаду и дождаться, пока он из дому высунется, – задним умом додумался Архаров, совершенно при этом не представляя, как они бы с Левушкой несколько часов торчали в закоулке, таращась на Устинову калитку, как баран на новые ворота.
Тут же пылкий Левушка принялся сочинять ночную вылазку с подслушиванием под окнами, а завершил вооруженным штурмом ветхого домишки. Архаров только фыркнул.
– Бабку найти надобно, – вспомнил он. – Бабка знает того купчину, что про дьячка врал. Ты заметил, куда она подевалась?
Левушка, которого взамен штурма ждала погоня за ветхой бабкой, попытался было впасть в беспамятство. Но не удалось – Архаров тут же пресек вранье.
Стукнули в пол каблуки совсем рядом, Архаров повернулся – и увидел две длинные, стройные, крепко поставленные ноги в черных, туго натянутых выше колена, полотняных штиблетах, которые нигде не морщили – не то что его собственные.
Это подошел измайловец Фомин.
– Еле отыскал. Сказывали, ты, Архаров, большие рубли для чего-то собираешь.
– А что, есть?
– Такие? – Фомин протянул монету.
– Благодарствую, Фомин, но не та, – изучив рублевик, сказал Архаров.
– А что за нужда?
Удивление Фомина было понятным – искомый рубль был велик и увесист, неудобен в обращении.
Архаров задумался – что бы такое сказать. Правду выкладывать не хотелось.
– Для дела одного надобно, – вдруг объявил Левушка. – По личному его сиятельства распоряжению.
– Ишь ты! – Фомин собрался было докапываться, что за диковинное распоряжение, но тут его окликнули, и он поспешил на зов, прихватив с собой монету.
– Нам посчастливилось тогда, – сказал Архаров, – что вдруг четыре штуки сыскалось. Эти рубли большой редкости.
– Жаль будет, коли пропадут, – заметил Левушка, чем несколько обеспокоил Архарова:
– Ты в собиратели редкостей, что ли, решил податься?
Архаров полагал, что от человека, замеченного в страстной любви к музыке, любой блажи ожидать возможно.
Наутро они, одевшись попроще, отправились искать следов сундука в Зарядье. Коли ехать по набережной, под Кремлем, выходило совсем близко. Волков, отправлявшийся на Таганку заниматься новым сиротским приютом, подвез их в своей карете до Васильевского спуска и покатил со свитой дальше.