Но покойный Недорезов, после того как ему донесли о подвигах жены Тарасова, в самом деле решил временно отказаться от проекта. Окончательно он никогда ни от чего не отказывался, но в то время было много других важных вопросов, империя регулярно присоединяла к себе все новые и новые предприятия, поэтому и Седой, и Афганец решили: не исключено, что по прошествии какого-то периода все наладится само самой – как и много раз бывало в прошлом. Мало ли как карта ляжет.
И она легла весьма удачно.
К господам обратился Вениамин Борисович Багловский, знавший об их интересе и, несомненно, бывший в курсе относительно величины империи и ее интереса к металлу.
Мне уже было известно, что Багловский – большой перестраховщик. В тот раз он тоже руководствовался элементарным страхом, правда, все акции продавать не пожелал, на всякий случай оставив себе десять процентов и попросив не лишать его должности коммерческого директора, пока он сам не пожелает с нее уйти.
Афганец заплатил хорошую цену и стал владельцем тридцати процентов «Невы-металл».
– Чего испугался Багловский? – уточнила я.
Выяснилось, что Вениамин Борисович случайно обнаружил какой-то наркотик в партии гвоздей. Вернее, в момент обнаружения он не знал, что это такое, правда, сразу же заподозрил неладное. Ну не зубной же порошок в гвоздях пересылают в Голландию? Приятель-врач подтвердил нехорошие предчувствия коммерческого директора.
Вениамин Борисович был человеком дотошным и любил все по десять раз перепроверять. Очередная партия товара должна была отправляться в Голландию сразу же после ноябрьских праздников, паковали же ее в последний рабочий день. Вениамин Борисович, всеми силами боровшийся с пьянством на предприятии в рабочее время, тем не менее понимал, что часть партии все равно паковалась непосредственно после начала празднования и перед уходом с работы на четвереньках, так что приехал на завод в выходной, когда в цехах не болталось никого, кроме охраны, и отправился в цех, где эта партия стояла на деревянных паллетах. Ему что-то не понравилось в упаковке самых крупных гвоздей (Багловский вообще не понимал, зачем голландцам такие, у нас такой диаметр не используется), и он решил придать упаковкам более презентабельный вид.
Раскрыв верхнюю коробку (поставки шли не в ящиках, а в специальных двадцатикилограммовых коробках из очень плотного картона), Багловский заметил, что гвозди упакованы неровно, хотя упаковка производится машиной и вроде бы они должны лежать ровными рядами. Вениамин Борисович встряхнул коробку, чтобы уложить гвозди поровнее – и тут от нескольких отскочили шляпки, что вызвало у коммерческого директора искреннее возмущение качеством работы сотрудников.
Дальше было хуже: изнутри посыпалась какая-то беловато-сероватая дрянь.
Гвозди оказались полыми. В эти полости и засыпался героин.
Перебрав коробки и сунув нос в каждую, Вениамин Борисович обнаружил, что все гвозди большого диаметра имеют полости внутри (не пустые), а также скручивающиеся шляпки. В коробках с гвоздями меньшего диаметра ничего криминального коммерческим директором обнаружено не было.
Вениамин Борисович оставил на заводе все как есть, партия успешно ушла в Голландию, никакая милиция, ФСБ, Интерпол и прочие на заводе не появлялись, хотя Багловский каждый день готовился к их встрече и уже сушил сухари. Однако в следующей партии, включавшей гвозди большого диаметра, лишний груз тоже присутствовал, что Багловский проверил лично.
Тогда он решил каким-то образом себя обезопасить, пока его не посадили.
Багловский перебрал в уме возможные варианты действий. В милицию идти он побоялся, так как органов страшился больше, чем кого-либо иного, и не сомневался в том, что его-то уж точно посадят, а негодяи выкрутятся; проводить свое расследование ему в голову не пришло («Не то что тебе, Ланочка», – добавил Афганец); Вениамин Борисович также опасался, что владельцы груза смогут каким-то образом выяснить, что он узнал их тайну, и убьют его. В результате долгих размышлений, претерпев изрядные душевные муки, выпив немало корвалола, закусывая его валидолом, Вениамин Борисович отправился в одну империю, которая начиналась как филиал отечественной Коза Ностры. Решению этому способствовало мнение его жены, бывшей в курсе всех заказных убийств, совершаемых в городе на Неве, и уверенной в могуществе и несокрушимости русской мафии. «Если и идти, то к самому сильному, – сказала мадам Багловская мужу. – Иди, Веня, может быть, мафия тебя и защитит, а органы уж точно посадят». И Веня пошел.
Афганец (к тому времени Седой был уже убит) заверил старого перестраховщика, что он сделал правильный выбор и пришел как раз к тем людям, к которым нужно, и что эти люди его не забудут. Багловского не обидели (он даже рассчитывал на меньшие деньги, чем ему заплатили) и, главное, обещали защитить – а он хотел услышать именно это. Вениамин Борисович, в свою очередь, пообещал оказывать всяческое содействие хорошим людям по искоренению зла на родном предприятии.