У себя в кабинете Владислав Юрьевич преобразился. Из этакого деревенского увальня, окруженного вставшими на задние лапы питекантропами и динозаврами, Максимов превратился в исключительно делового мужика. Единственное, что осталось от скомороха, – это живот члена партии любителей пива, но его уже никуда не денешь. Я искренне поразилась такому превращению, а потом поняла, что выбранный им имидж неповоротливого идиота с выпученными глазами, в малиновом пиджаке или в шелковой кумачовой рубахе, весьма удачен. Партнеры при первой встрече (и, что не исключено, при последующих – тоже) не воспринимают его всерьез, а он тем временем обделывает свои дела и водит всех за нос, вытягивая информацию и пользуясь моментом. Не просто же так он стал тем, кем стал! И эту резиденцию ему не какой-то добренький дядя построил.
– Где микрофон? – опять спросила я его, когда мы остались вдвоем.
– Вы его никогда не обнаружите, – ответил Максимов.
– Он на мне?
– Без комментариев.
– Если кто-то смог этот микрофон установить, то кто-то сможет и снять его, – заметила я.
Максимов улыбнулся и заявил, что, когда наша компания сегодня покинет его дом, микрофона ни на ком из нас уже не будет: Владислав Юрьевич выяснил то, что хотел. Он категорически отказался сообщить, где тот был установлен. Я решила не настаивать: имелись и более важные темы для обсуждения.
– Я понял, чего вы добиваетесь, Светлана Алексеевна, – заявил Максимов.
Я вопросительно приподняла одну бровь: теперь, откровенно признаться, я и сама это не очень хорошо себе представляла.
– На «Неву-металл» без вашего личного согласия мне не пролезть, – продолжал Максимов. – Это вы донесли до меня четко и ясно. Поэтому я предлагаю вам сотрудничество – такое, о котором говорили мы с покойным Тарасовым.
Максимов поведал мне, что в последние месяцы жизни Стаса они сошлись довольно тесно. Имелось у них много общих интересов, оба прошли примерно одинаковый путь наверх, оба не желали участвовать в поставках наркотиков. Аренда крупного цеха на «Неве-металл» должна была стать, во-первых, выгодной им обоим (на заводе в самом деле полно простаивающих площадей, так отчего же не получать за них деньги?), во-вторых, Максимов с Тарасовым на пару собирались перекрыть канал отправки героина за рубеж. Теперь Максимов предлагал мне заключить взаимовыгодный договор об аренде главного цеха. Он не требовал немедленного ответа, но вручил мне пакет документов, подготовленных в свое время для их подписания Тарасовым.
– За что убили Стаса? – спросила я.
– За то, что он мешал поставлять наркоту, то есть решил помешать, – пожал плечами Максимов.
– А вы не боитесь, что и вас ждет та же участь? Я уже не говорю о себе…
– Светлана Алексеевна, разговаривал бы я сейчас с вами, если бы не был уверен, что уберу с дороги противников? Да, признаюсь, я считал, что вы замешаны в этом деле. Да, мне очень жаль, что Лидии пришлось пережить столько неприятных моментов… Но Афганец не зря рассчитывал на ваши способности. Вы помогли
Произнеся последнюю фразу, Максимов усмехнулся. Представляю, что это был за разговорчик…
Наталья Игоревна с детства мечтала разбогатеть – причем стать супербогатой. Она родилась в Казахстане, потом переехала в Петербург (тогда – Ленинград), обосновалась здесь, вышла замуж. Никакого наследства ниоткуда ждать ей не приходилось, так что она всегда полагалась только на себя. Астрологический салон и посреднические услуги для бывшего мужа давали неплохой доход, но ей хотелось большего. У Натэллы остались родственники в Казахстане, далеко не всегда дружившие с законом. Они уже давно предлагали ей поучаствовать в, так сказать, семейном деле – поставке вполне определенной продукции на Запад. Обеспечивая различным оборудованием фирмы Петербурга и Казахстана с помощью бывшего мужа, Наталья Игоревна все время искала здесь партнера, при чьем содействии можно было бы организовать поставки наркотиков на Запад. К партнеру предъявлялись вполне определенные требования. Но найти такого человека ей долгое время не удавалось. Потом все же удалось – среди сотрудников службы безопасности «Невы-металл».