Сыщик-убийца

Герцог снова вскрикнул от страха и ярости и, схватив несчастную женщину за плечи, изо всех сил оттолкнул ее.

Она упала на паркет, слабо вскрикнув.

Освободившись, Жорж наконец нашел дверь, бросился в переднюю, а оттуда — в сад.

Задыхаясь от ужаса и страха, он остановился, чтобы вытереть пот, выступивший на лбу.

— Кто мог привести сюда эту женщину?… — прошептал он. — Какой адский заговор составлен против меня и какая новая опасность угрожает мне?…

Оправившись немного, он пошел по направлению к Университетской улице.

Он подошел к калитке, как вдруг услышал стук колес остановившегося экипажа, затем голоса и, наконец, скрип отворяющейся двери.

Жорж повернулся и, совсем потеряв голову, бегом добежал до павильона, взял фонарь и бросился к подземному коридору.

В эту самую минуту калитка в сад отворилась, и в нее вошли Анри де Латур-Водье, Рене Мулен, Этьен и Берта.

Рене немного отстал, чтобы затворить калитку, тогда как молодые люди прямо шли к павильону.

Они миновали переднюю и вошли в ту комнату, в которой прежде жила Берта, а теперь — Эстер.

Этьен вскрикнул от ужаса и бросился вперед.

При свете камина он увидел ее, без памяти лежавшую на полу.

— Стол опрокинут, огонь погашен, — прошептала Берта. — Всюду следы борьбы!…

В эту минуту в комнату вошел Рене, который помог доктору поднять Эстер и усадить ее в кресло.

— Где Франсуаза? — закричал Этьен. — Дай Бог, чтобы не случилось несчастья!…

Служанка спала на втором этаже, рядом с Бертой. Утомленная дневными хлопотами, она не слышала ничего. Ее разбудили.

— Вы не слышали, что произошло в этой комнате? — спросил Этьен.

— Нет, господин доктор. Я крепко спала. Около часа назад здесь был ваш дядя. Он приехал с улицы Кювье и хотел непременно видеть вас по важному делу. Я сказала, что вы поехали на улицу Ребеваль; тогда он поехал за вами. Он говорил, что должен непременно видеть вас в эту ночь. Я подумала, что он, вероятно, встретится с вами там и что мне можно уснуть. Когда я поднялась наверх, бедная больная спокойно спала.

— Это очень странно, — сказал Анри.

— Мы сейчас узнаем, в чем дело, — сказал Этьен. — Эстер приходит в себя.

Действительно, Эстер начала подавать признаки жизни: открыв глаза, она оглядывалась вокруг.

Этьен держал ее за руку и слушал пульс.

Вдруг она, казалось, вспомнила, что с ней случилось.

— Мой сын!… Где мой сын?… — спрашивала она, обращаясь к доктору. — Он лежал тут, в колыбели. Злодей снова вернулся, чтобы обокрасть меня и убить моего ребенка!… На этот раз я снова боролась, защищая его… Позовите моего мужа и мадам Амадис и дайте мне моего сына…

Все с испугом слушали эти слова, похожие на бред.

— Она больше безумна, чем когда-либо, — сказал Анри на ухо Этьену.

— Нет, она вспоминает. Но для нее не существует времени, она думает, что тот день, когда сошла с ума, был только вчера.

— Сошла с ума?… — повторила Эстер, поднимая руки ко лбу. — Зачем вы говорите о сумасшествии? Вы думаете, что я была безумна?… Нет, я все помню. Мы вот уже неделю как в Брюнуа, мадам Амадис и я… Мой отец в Париже. Он еще ничего не знает, но он простит меня, когда узнает о моей свадьбе тогда же, как и о моем проступке… У меня есть сын. Один злодей хотел украсть его, я защищала его… раздался выстрел, я упала, потеряла сознание… Но мой сын был спасен благодаря доктору Леруа…

— Доктору Леруа?… — в один голос повторили Берта, Анри и Рене.

— Вы видите, — сказал Этьен, — я был прав: история Эстер Дерие неразрывно связана с преступлением на мосту Нельи…

Эстер покачала головой.

— Нет, — сказала она, — это было в Брюнуа. Я говорю вам про Брюнуа… Я была в комнате… Я и теперь, как сейчас, вижу перед собой… Но это не та… доктор Леруа приходит каждый день и…

Она остановилась. Очевидно, в ее воспоминаниях существовал пробел. Нахмуренные брови и озабоченное выражение ее лица ясно указывали на сильную работу мысли.

— Не старайтесь вспоминать, — сказал Этьен. — Я сначала расскажу вам истину, затем вы ответите на наши вопросы.

— Да, даю вам слово. Но прежде я хочу узнать, почему мой муж, мадам Амадис и добрый доктор не приходят?… Где колыбель моего сына?

— Сударыня, — прошептал Этьен, — ваш сын больше не в колыбели.

— Он умер?… — воскликнула бедная мать.

— Ничего не доказывает этого, и мы поговорим сейчас. Когда, вы думаете, он родился?

— Несколько дней назад.

— Какой теперь год?

— 1835-й.

— С тех пор прошло двадцать два года, и у нас теперь 1857-й. Вы не в Брюнуа, а в Париже.

Вдова Сигизмунда с испугом взглянула на Этьена.

— Двадцать два года?… — повторила она. — Двадцать два года… Возможно ли?…

— Да. Все это время вы ничего не видели, не понимали, не думали, вы не жили, а прозябали.

— Боже мой! — прошептала Эстер. — Сейчас вы говорили о безумии, неужели?…

— Да, вы были сумасшедшей.

— Но я вылечилась!

— Да.

— И никогда не сойду с ума?

— Никогда.

— Что сталось с теми, кого я любила, во время моего долгого сна?

— Мы, без сомнения, узнаем это, когда вы нам ответите.

— Расспрашивайте меня, я готова.

— Одна особа, по имени мадам Амадис, отвезла вас в Брюнуа, чтобы скрыть ваши роды?

Эстер покраснела, как молодая девушка.

— Да, — ответила она едва слышно.