Абель следил за уходом Берты и доктора. Подождав еще несколько минут и слыша, что входная дверь закрылась, он приподнялся и несколько раз позвал мать.
Мадам Леруа услышала его.
— Тебе надо что-нибудь, дитя мое?
— Ничего, но я хочу поговорить с тобой.
— Поговорить со мной?
— Придвинься ко мне поближе… Еще ближе… Так как мой голос очень слаб… Мне надо поговорить с тобой без сестры…
— Не утомляй себя, мой дорогой, — возразила мадам Леруа, садясь в изголовье постели. — Ты знаешь, что доктор велит тебе молчать.
— Я должен говорить с тобой… Слушай…
Он хотел начать, но сильный приступ кашля остановил его.
— Ты видишь, — прошептала Анжела.
— Не все ли равно, к тому же все уже кончено. Дай мне руку… Наклонись ко мне поближе и гляди мне в глаза…
Мадам Леруа послушно взяла руку сына и, сильно взволнованная, поглядела на него.
— Мать, выслушай меня хорошенько… без слез… но с мужеством и покорностью судьбе.
— Я слушаю! Что ты хочешь сказать?
— Я хочу приготовить тебя к большому горю.
— Абель!… Абель!…
— Не перебивай меня. Я просил тебя быть мужественной и снова прошу об этом… прошу во имя нашего отца…
При этом слове вдова вздрогнула и выпрямилась, точно от удара.
— Говори, — сказала она твердым голосом. — Во имя мученика, который был твоим отцом, я выслушаю тебя с мужеством и покорностью судьбе.
— Благодарю, такой я хотел тебя видеть в минуту, когда чувствую, что на земле для меня все кончено. Ты обещала быть твердой, держи же свое слово! Доктор может скрывать от тебя истину… но я скажу тебе ее… Я умру… и это ты должна знать… так как мы скрываем тайну… а моя сестра, до того дня, когда будет восстановлено доброе имя отца, не должна знать, что теперешнее имя не принадлежит ей.
— Говори, — проговорила вдова, снова овладев собой.
— Когда Бог призовет меня к себе, надо будет предъявить мои бумаги… И из этих бумаг обнаружится, что Абель Монетье в действительности Абель Леруа и сын Поля Леруа, казненного двадцать лет назад… Поэтому я прошу тебя, чтобы ты сама занялась этим, чтобы Берта не знала, что на нас лежит незаслуженное пятно… На могиле моего отца вырезано одно только слово «правосудие»… пусть и на моей могиле будет только мое имя Абель… Сделаешь ли ты это?…
— Да, клянусь тебе!
— Благодарю… Теперь я могу умереть спокойно… Позорная тайна будет сохранена…
— Да, сохранена, — повторила несчастная почти твердым голосом. — И до того дня, когда честное имя твоего отца будет восстановлено, — если только этот день когда-нибудь настанет, — Берта не будет знать, что ее отец умер на эшафоте за преступление, которого не совершал.
— Да, так должно быть. Мы знаем, что отец невиновен… но суд объявил его преступником, и мы не можем найти никаких доказательств, и необходимо чудо, чтобы мы могли найти их… теперь, через двадцать лет… мы напрасно стараемся смыть кровавое пятно с памяти умершего… Я умираю, а пятно все еще остается.
Он оживился, но страшный кашель помешал ему продолжать.
— Абель! Дитя мое! Ты страшно страдаешь, — прошептала мать.
— Нет, ты видишь: приступ уже прошел… Но слушай, так как я еще не закончил. Мне много раз приходило в голову открыть Берте ужасную тайну… Я хотел заставить ее дать обещание продолжать дело… которому мы посвятили себя… Но я решил, что молодая девушка будет бессильна там, где мы ничего не смогли сделать… Поэтому Берта не должна ничего знать.
Голос Абеля стал так слаб, что мать едва слышала его.
— Перестань, — сказала она. — Умоляю тебя! Ты убиваешь себя!
Абель хотел продолжить, но силы изменили ему.
— Мама! Благослови меня!… Я умираю!… — простонал он.
Голова его тяжело упала на подушки.
— Благословляю тебя! Благословляю тебя! — закричала мать сквозь рыдания, приподнимая больного и покрывая поцелуями его лицо, покрытое холодным потом.
Умирающий, казалось, немного оживился.
— Мама!… Когда меня не будет… ты пойдешь одна на могилу отца… и отнесешь ему от меня венок… Прощай!
Мадам Леруа ломала руки.
— Нет, мой милый, не прощайся! Не оставляй меня, дорогое дитя! Если ты умрешь, умру и я! Боже! Сжалься надо мной! Оставь мне моего ребенка!
В эту минуту в комнату вошла Берта, держа в руках склянку с лекарством. Вдова вскочила.
— Скорее! — закричала она. — Скорее!
Женщины подняли голову умирающего и дали ему выпить ложку лекарства.
Он улыбнулся и закрыл глаза.
Оставим на время скорбное жилище, в котором пролилось столько слез и должно было пролиться еще так много, и возвратимся к Филь-ан-Катру и бывшему нотариусу Раулю Бриссону.
Все арестованные были отведены на полицейский пост у заставы Клиши. Затем за ними приехал экипаж, чтобы доставить их в префектуру.
Причина ареста Филь-ан-Катра ясна.
Этот ловкий мошенник, когда не представлялось особенно выгодных дел, с большим успехом занимался воровством выставленных в магазинах вещей.
За несколько дней перед этим он украл около полудюжины часов. Описание вора так подходило к Клоду Ландри по прозвищу Филь-ан-Катр, что следователь потребовал произвести обыск на квартире мошенника на улице Шарбоньер на Малой Бойне.
Часы, спрятанные в чемодане, подтвердили подозрения.
Оставалось только арестовать его.