«Дурак, я так шумлю, что мертвые проснутся!» — подумал он и остановился.
Едва он мысленно договорил эту фразу, как из соседней комнаты послышался голос:
— Кто там? Оливия, это ты?
«Черт возьми! — подумал вор. — Сейчас мне придется иметь дело с мамашей!»
Почти в ту же минуту послышались легкие шаги. Бежать было поздно. Жан Жеди погасил свечу и бросился под большое канапе, стоявшее рядом с ним, бахрома которого падала почти до полу. Там он притаился, стараясь сдерживать дыхание.
Едва успел он спрятаться, как дверь отворилась, и на пороге показалась мистрисс Дик-Торн в белом пеньюаре с распущенными по плечам волосами. В одной руке она держала подсвечник, в другой — маленький револьвер.
Она осмотрела весь будуар, прошла через него, открыла притворенную дверь в маленькую гостиную и осмотрела ее.
— Однако я слышала шум, — сказала она почти вслух, — но, по всей вероятности, это щелкнула какая-нибудь мебель.
Она повернула обратно, постояла минуту или две перед бюро и вернулась в спальню, где заперлась на ключ.
Сквозь шелковую бахрому Жан Жеди мог рассмотреть лицо прекрасной вдовы и не упустить ни одного из ее движений. Он был бледен, как мертвец.
Как только мистрисс Дик-Торн исчезла, он вылез из-под дивана и пополз по ковру с бесконечными предосторожностями. Добравшись до двери маленькой гостиной, он встал на ноги, чтобы открыть, так как Клодия заперла ее. Войдя в гостиную, он снова зажег свечу и, бросив последний взгляд на портрет, спустился по лестнице, прошел через прихожую, столовую, людскую и снова очутился на кухне, где оставил свои сапоги. Он опять надел их, погасил свечу, поставил подсвечник на старое место, вылез в окно, запер его на задвижку, засунув руку в отверстие стекла, и перелез через забор.
После этого он сел на камень, вытер холодный пот, покрывавший его лицо, и заговорил вслух по своему обыкновению.
— Она!… — говорил он. — Портрет не обманул меня — это она! И она почти так же хороша, как двадцать лет назад, только револьвер заменил в ее руке пистолет, которым она была вооружена в Нельи. Я мог броситься на нее сзади и воткнуть нож между лопаток, но этого мне недостаточно. Я нашел мою отравительницу… она богата… и я хочу разбогатеть и отомстить!
Немного освежившись ночным ветерком, он встал и направился к улице Сен-Лазар. В три часа ночи он был у себя дома на улице Винегрие.
Рене Мулен, механик, возвратившийся из Лондона, решил найти семейство Поля Леруа, своего бывшего благодетеля. Сведения, собранные им в тот день, когда он был в «Серебряной бочке», почти убедили его, что вдова казненного сменила имя, так как сын и дочь мнимой мадам Монетье назывались Абель и Берта, точно так же, как дети Анжелы Леруа.
На другой день утром, как это было условлено накануне, комиссионер пришел за Рене в его гостиницу, и они вместе отправились в тот дом, где надеялись найти новые указания. Привратник с большой любезностью отвечал на все вопросы механика, и результатом этих ответов была уверенность, что мадам Монетье и мадам Леруа — одно и то же лицо. Но, к несчастью, она уехала уже год назад, не дав нового адреса. Следовательно, след снова исчез и нить порвалась.
Огорченный, но не отчаявшийся, Рене спрашивал себя, что ему делать. Его розыски имели двойную причину: он хотел найти мадам Леруа, во-первых, для того, чтобы выразить ей свою благодарность и помочь в случае надобности, если — что очень вероятно — ее положение затруднительно. Но главным образом он хотел сообщить ей об открытии, сделанном им в Лондоне, благодаря которому он надеялся в один прекрасный день возвратить доброе имя казненному.
Вследствие этого Рене Мулен решился на последнее средство, о котором говорил во время разговора с Лупиа, и на другой день рано утром отправился на кладбище Монпарнас, чтобы найти могилу своего бывшего патрона.
Он не сомневался, что Анжела Леруа приходит на эту могилу, и надеялся встретить ее там. Но в течение девятнадцати лет на кладбище произошли большие перемены, и, проходив два часа напрасно, механик не смог найти скромного памятника Полю Леруа.
«Однако он должен быть, — говорил себе Рене, — я знаю, что могила была куплена навсегда, когда правосудие отдало семейству труп казненного. Я не могу поверить, что могила заброшена.
Благородная женщина не может забыть мученика, которого она так любила. А между тем я не могу найти ничего. Мне остается только одна надежда — обратиться в контору».
Он направился к конторе при кладбище.