Что зовет? И кто такой, ради всего святого, этот Бартоломео? Железная рука продолжала меня трясти, а потом подняла вверх, и я во второй раз за день увидел перед собой совершенно незнакомую пару глаз. Глаза принадлежали очень-очень крупному человеку с большими-пребольшими усами. Лихо закрученные на концах, усищи топорщились и были настолько огромными, что существовали почти отдельно от него. Не будь мое положение столь отчаянным, я, несомненно, расхохотался бы от такого зрелища. Человек с кошачьими вибриссами, ха-ха!
Но мне было совершенно не до смеха – ведь этот тип даже и не думал меня отпускать, а вместо этого куда-то бодро шагал. Я уже и шипел, и брыкался, и выпустил когти – все без толку. Он вцепился в меня мертвой хваткой и держал на расстоянии от себя, поэтому мне никак не удавалось его оцарапать. При этом он безостановочно ругался и нес какую-то бессвязную чушь:
– Взять и сбежать, вот дурацкий кот… Уже полчаса должны репетировать… Вечно коди-ищи эту кошку, будто делать мне нечего…
На помощь, меня похитил какой-то безумец! А безумен этот человек наверняка, иначе с чего ему носить карнавальный кос тюм – светлый жакет с нашитыми на него блестящими полосками и пуговицами, узкие темные брюки и высокие сапоги, – когда время карнавала[2] давно прошло. Выглядел он в точности как директор цирка, ведущий представление, – Кира как-то показывала мне такого на афише. Кстати, девушки-администраторы в гостинице были одеты точно так же – видимо, здесь, в Луна-парке, эту одежду очень любят.
Впрочем, этот тип, хоть и был не в себе, кажется, совершенно точно знал, куда направляется. Семимильными шагами он целеустремленно куда-то тащил меня по территории парка, пока наконец, тяжело дыша, не остановился у огромного полосатого сооружения. Интересно, что это такое?
Когда он занес меня внутрь, я сразу все понял. Это был самый настоящий цирковой шатер с самой настоящей цирковой ареной посередине! А мое тонкое чутье сразу подсказало мне, что здесь выступают в том числе и звери. Я по-прежнему недоумевал, зачем мы сюда пришли, а тип тем временем пересек шатер и вышел из него через заднюю дверь во двор. Снаружи стояла металлическая клетка. Он отпер дверцу и, швырнув меня в клетку, закрыл ее на задвижку, и зашагал прочь.
– Через пятнадцать минут начинать! – успел он рявкнуть мне на прощание.
Я был настолько ошеломлен, что лишь через пару секунд заметил: я здесь не единственный пленник. Сзади, в углу клетки, меня молча разглядывала целая труппа. Это что еще за унылое сборище? Прищурившись от солнца, светившего мне прямо в глаза, я увидел одну козу, двух попугаев, небольшую обезьянку и – тут у меня прямо кошки на душе заскребли – двух собак!
Да, это точно был не мой день. Оказаться запертым в клетке с двумя собаками – хуже и быть не может! Я непроизвольно выгнул спину и отпрыгнул на вытянутых лапах на метр назад. Коза фыркнула, осторожно приблизилась ко мне на пару шагов и тщательно пригляделась.
–
– Э, что-что? – спросил я, совершенно сбитый с толку. Коза обстоятельно откашлялась.
– Разрешите представиться: моя фамилия О’Нелли, – проблеяла она. – А с кем, дорогуша,
О черт, какая изысканность выражений! Я тоже решил представиться по всей форме:
– Уинстон, Уинстон Черчилль.
– Очень приятно, – ответила О’Нелли. – Ты на замену?
– На замену?
– Нашему старому другу,
– Нет-нет, здесь, должно быть, какая-то ошибка. Я никого не заменяю. Разве что иногда – собеседника своему соседу Вернеру. Я просто сидел на скамейке, и тут пришел этот сумасшедший, схватил меня, притащил сюда и запер. Может, кто-нибудь объяснит мне, что произошло? – спросил я возмущенно.
– Боже мой!
Однояйцевые? Что эта старая коза имеет в виду? Какая дерзость! Но прежде чем я успел выплеснуть свой гнев, по прутьям клетки ко мне пробралась обезьянка, плюхнулась на пол прямо передо мной и стала с любопытством меня обнюхивать.
– Похожи, как две капли воды – ну или как два яйца, – задумчиво пропищала она. – Но пахнет совсем иначе, не так, как Бартоломео.
– А кто он вообще такой, этот Бартоломео? – вклинился я с вопросом.
– Черный кот, в точности такой же, как ты, – объяснила О’Нелли. – А также гвоздь программы нашего невероятного,
– Дважды два… – сказала первая птица.
– …четыре, – продолжила вторая.
– А здесь, впереди, – на этот раз рога указали на обезьяну, – у нас Флойд, виртуозный воздушный гимнаст на трапеции. – Словно в подтверждение этих слов Флойд небрежно проделал сальто назад. – Сзади стоят Пат и Паташон, наши реактивные собачки…