Наследник австро-венгерского трона, эрцгерцог Франц-Фердинанд, пожалуй, никак не мог считаться другом России и особой любви к ней не испытывал. Однако он, что давно известно, был категорически против возможной войны с Россией — в чем решительно расходился с прогерманскими деятелями Шенбрунна. Мало того, эрцгерцог (что не особенно и скрывал) намеревался превратить Австро-Венгрию в Австро-Венгро-Славию: создать Хорватское королевство, передать ему все населенные славянами земли империи и представить этой новой области равные с Австрией и Венгрией права. Причем его высочество был вовсе не прожектером, а человеком сильным, жестким, волевым. Он уже сформировал свою партию, людей из своего окружения старался расставлять на важные посты, а его военную канцелярию уже несколько лет всерьез считали «параллельным Генштабом». Учитывая преклонный возраст государя императора Франца-Иосифа, планы эрцгерцога вовсе не выглядели делом далекого будущего.
И они, как легко догадаться, вызывали лютое неприятие у многих весьма значительных господ из Вены и Будапешта. Вот, значит, каков расклад… И Тарловски, сразу ясно, свою судьбу и карьеру связывает именно с эрцгерцогом — что ж, вполне понятные стремления, сулящие в скором будущем серьезные выгоды…
— Я вижу по вашему лицу, что вы все понимаете, — негромко произнес Тарловски. — Постарайтесь передать вашему начальству всю сложность ситуации. Продолжая гоняться за аппаратом Штепанека, вы, русские, добьетесь лишь мимолетной выгоды. Громкий скандал с «русским шпионажем» не принесет особо значительного ущерба известному лицу, но все же причинит некоторые неприятности возглавляемой им партии и, вполне возможно, нанесет ряд мелких тактических поражений. А нам бы этого совсем не хотелось… да и России, думается, не на руку проигрыши нашей партии.
— Да, безусловно, — медленно произнес Бестужев.
Он не чувствовал ни малейшей гордости оттого, что невзначай оказался замешан в столь высокие дела. Это был не его уровень компетенции, ему совершенно нечего было делать на таких высотах — тут нужен человек с наполеоновским честолюбием, которым Бестужев как раз не обладал. Хотелось одного — побыстрее обо всем этом забыть. Залетела ворона в высокие хоромы…
— Мне достоверно известно, что противная сторона уже всерьез готовится раздуть скандал, — продолжал Тарловски. — Как вы легко догадаетесь, не только наша партия располагает нешуточными возможностями по части политического сыска. Боюсь, вы все уже установлены не только моими подчиненными, но и другими. Еще три-четыре дня — и можно ожидать каких-то действий. Я вас прошу, сумейте обрисовать вашему начальству все, что вы здесь слышали, так, чтобы это послужило к максимальной выгоде обеих сторон. Мы не друзья России, господин Бестужев… но мы прилагаем все силы, чтобы наши страны никогда не стали военными противниками, и вы должны это оценить. И помните: те, кто нам противостоит, тоже достаточно сильны…
— Я постараюсь убедить… — сказал Бестужев. — Три-четыре дня, вы говорите?
— Не меньше… но и никак не больше. Нам точно известно, что уже разработаны некие планы, предусматривающие и аресты «зловредных шпионов», и шум в прессе, и соответствующим образом составленные доклады на высочайшее имя. В подобных интригах не церемонятся и бьют со всего размаху. Так что торопитесь. В конце концов, аппарат — совершеннейшая безделка, и мне, признаться, непонятно упорство иных ваших генералов. Даю вам честное слово офицера и дворянина, что я сейчас выступаю как ваш друг… — Граф усмехнулся. — Ну, предположим, не совсем друг, в большой политике не бывает друзей… однако, как явствует из сложившейся ситуации, и мы, и вы объединены общей выгодой. Ни нам, ни вам этот скандал совершенно не нужен.
— Я ценю вашу искренность, граф, — серьезно сказал Бестужев.
Он подумал: а ведь ничего, собственно, не случилось страшного. Нельзя сказать, что все пропало. Просто-напросто следует из кожи вон вывернуться, но успеть управиться раньше, чем враждебная эрцгерцогу партия начнет осуществлять задуманное. И волки будут сыты, и овцы целы. Нужно успеть…
Он кивнул на лежащие меж ними печальные фотографии:
— Вы еще не вышли на след этих субъектов?
— Пока нет, — чуть помедлив, признался Тарловски. — Ясно, что речь идет не о простых уголовниках — к чему им аппарат? Голову даю на отсечение, действуют господа совсем другого полета.
— Вот именно, — сказал Бестужев. — Это Гравашоль. Вам ведь не нужно растолковывать, о ком идет речь?
— Гравашоль в Вене?!
— Можете быть уверены, — сказал Бестужев. — Я с ним столкнулся нос к носу совсем недавно. Представления не имею, зачем ему понадобился аппарат, но он охотится за Штепанеком прямо-таки яростно. Учитывая его личность, репутацию и прошлое, не удивлюсь, если его молодчики и стоят за всем этим… — Он снова кивком показал на фотографии.
— Ну что же, — недобро щурясь, произнес Тарловски. — Спасибо за подсказку, ротмистр, я немедленно предприму кое-какие меры. Кто бы мог подумать, что мы будем иметь честь увидеть у нас самого Гравашоля… Руперт!