Сыщик

— Графиня изволит пребывать с фрейлейн Луизой в Дубовой зале, — исправно доложил Вадецкий, вернувшись. — Цитирую дословно.

— Вы знаете, где эта зала?

— Да, я там уже бывал.

— Отлично. Пойдемте. Хотя… — Бестужев остановился. — Мы, часом, никакой бестактности не совершим, ввалившись туда без приглашения? Мало ли как они там пребывают…

— Нездоровое воображение у вас, — ухмыльнулся Вадецкий.

— Да нет, — серьезно сказал Бестужев. — В наш век ни в чем нельзя быть уверенным, когда речь заходит о бомонде и богеме. Декаданс, сецессион и все такое прочее: новомодные нравы, шокирующие старое поколение развлечения…

Как столичный жандарм, он и в самом деле немало наслышан был о иных предосудительных забавах, бытовавших как в бомонде, так и среди богемы (при том, что обе эти категории частенько пересекались и смешивались).

— Вздор, — сказал Вадецкий. — То есть в Вене хватает всякого, но в данном случае вы угодили пальцем в небо. Идемте смело.

— Вам виднее, — проворчал Бестужев, поднимаясь следом за репортером на второй этаж, где они вновь углубились в анфиладу роскошных зал.

Вадецкий уверенно направился к показавшейся слева низкой двери в конце коридора, чуточку контрастировавшей с окружающей обстановкой: сбитая из солидных дубовых досок, скрепленных коваными фигурными полосами, она опять-таки выглядела перенесенной в относительно современную роскошь века из семнадцатого. Даже вместо ручки имелось массивное железное кольцо.

— Причуда старого графа, — пояснил Вадецкий. — Он себе курительную устроил на собственный вкус.

— Я вижу, вы здесь вполне освоились? — усмехнулся Бестужев.

— Пока что моя скромная персона графине не наскучила, — не моргнув глазом ответил Вадецкий.

Когда они подошли к двери, Бестужев расслышал странные звуки, долетавшие изнутри: словно кто-то размеренно грохал увесистым молотком по деревянной стене. Приоткрыл дверь… и понял, что это выстрелы бахали внутри. В первый миг сработала профессиональная ухватка: он шарахнулся, бросил руку в потайной карман, коснулся кончиками пальцев браунинга…

— Бросьте вы! — шепнул Вадецкий, бесцеремонно подтолкнув его локтем. — Ничего страшного, тут и не такое бывает…

С сомнением покрутив головой, Бестужев убрал руку от пистолета и осторожно вошел. И действительно, не увидел ничего тревожащего: спиной к ним посередине залы стояли две женщины, и та, что справа, держала пистолет в вытянутой руке, размеренно нажимала на спусковой крючок — и в дальнем конце залы звонко разлетались на куски небольшие расписные горшки, рядком стоявшие на протянувшейся от стены до стены полке.

Приходилось признать, что незнакомка стреляла отлично — всякий раз, когда раздавался выстрел, очередной горшок взлетал кучей черепков. В помещении стоял кислый запах свежей пороховой гари, в руке у незнакомки легонько подпрыгивал большой вороненый револьвер неизвестной Бестужеву модели.

Действительно, Дубовая зала… Стены и сводчатый потолок обиты дубовыми панелями, довольно скупо украшенными незатейливой резьбой, посреди красуется массивный дубовый стол, для переноски коего с места на место потребовалось бы не менее взвода солдат, вокруг — такие же грубовато исполненные, неподъемные кресла, сложенный из неотесанного камня камин в дальнем углу. Судя по общему стилю, старый граф предпочитал даже трехсотлетней древности моду — скорее уж попахивало самым натуральным рыцарским Средневековьем, когда мебель была такова, что у самого буйного упившегося гостя не хватило бы силенок ее разломать, не говоря уж о том, чтобы ею драться…

Стрелявшая положила револьвер на стол, и Вадецкий деликатно откашлялся. Обе женщины обернулись.

Та, что стреляла, довольно красивая светловолосая девица, была одета по самой последней парижской моде (Бестужев уже видел в Вене немало дам, носивших подобные фасоны) — да и причесана на современный манер. Зато вторая… Вот ее-то наряд к современным никак нельзя было отнести: пышная юбка, пышные буфы на плечах и рукавах, шнурованный лиф, глубокий вырез, отделанный кружевами. Великолепные черные волосы уложены в затейливую, красивую, но тоже не имевшую никакого отношения к дню сегодняшнему прическу. Одетых примерно таким образом дам Бестужев видел разве что на французских иллюстрациях Мориса Лелуара к «Трем мушкетерам» Дюма — ну да, платье времен Людовика XIII и грозного кардинала Ришелье.

Учитывая все виденное прежде да и слышанное от репортера, не будет ошибкой предположить, что он наконец оказался лицом к лицу с хозяйкой особняка. Бестужев почему-то считал, что она окажется гораздо старше (все эти причуды, он полагал, были уж скорее свойственны пожилой даме, на склоне лет принявшейся чудить). Однако очаровательная синеглазая брюнетка была явно моложе его на несколько лет: несомненно, капризная, взбалмошная, как сто чертей, по глазам и общему выражению лица видно — но прелестная, как чертенок. Даже в этом дурацком наряде, вышедшем из моды в незапамятные времена.

— Позвольте представить, — церемонно сказал Вадецкий. — Графиня Илона Бачораи — князь Иван Партский из Сибири.