Сыновья Ананси

– Не думаю, что у нас есть что-нибудь дешевле тысячи двухсот долларов.

– Ох, – обмяк Толстяк Чарли.

Снова стук по клавиатуре. Человек шмыгнул носом.

– Не может быть, – сказал он. – Погодите-ка.

Набрал чей-то номер.

– Этот тариф еще действителен? – и бегло записал в блокноте несколько цифр. Поднял глаза на Чарли. – Если вы готовы поехать на неделю и остановиться в отеле «Дельфин», я продам вам недельную путевку за пятьсот долларов, включая питание. Билеты бесплатно, оплатите только топливный сбор.

– А в чем подвох? – моргнул Толстяк Чарли.

– Это рекламная путевка. Как-то связано с музыкальным фестивалем. Не думал, что они их еще проводят. Но, в общем, знаете, как говорят. Бесплатный сыр только в мышеловке. А если захотите поесть где-нибудь еще, это обойдется вам недешево.

Толстяк Чарли протянул собеседнику мятые стодолларовые банкноты.

* * *

Дейзи начала себя чувствовать таким копом, какого только в кино и встретишь: жестким, крутым, отлично знающим приемы против лома; таким копом, который хочет знать, считаешь ли ты себя везунчиком[72] или собираешься осчастливить его[73], но особенно – таким копом, который говорит: «Я становлюсь слишком стар для подобного дерьма». Ей было двадцать шесть, и она уже готова была заявить, что слишком стара для подобного дерьма. Прекрасно понимая, как смешно это звучит, спасибо вам большое.

А теперь она стояла в кабинете старшего инспектора Кэмбервелла и говорила:

– Да, сэр. Сент-Эндрюс.

– Ездил туда несколько лет назад с бывшей миссис Кэмбервелл отдохнуть. Отличное местечко. Ромовый торт.

– Похоже, нам туда и нужно, сэр. На видео с камер слежения в «Гэтвике»[74] определенно он. Путешествует под именем Бронштейн. Роджер Бронштейн вылетел в Майами, сделал пересадку и отправился на Сент-Эндрюс.

– Вы уверены, что это он?

– Уверена.

– Значит, – сказал Кэмбервелл, – нас обвели вокруг пальца. Договоренностей о выдаче нет.

– Но хоть что-то мы можем сделать!

– М-м-м, мы можем заморозить оставшиеся счета и арестовать активы. И мы это сделаем. Но толку от этого как от водорастворимого зонтика, потому что у него навалом наличных, до которых мы не доберемся, даже если и отыщем.

– Но это нечестно, – сказала Дейзи.

Он глянул на нее так, будто не совсем понимал, на что именно смотрит.

– Мы тут не в салки играем. Если бы преступники соблюдали правила, они были бы на нашей стороне. Если он вернется, мы его арестуем.

Он смял маленького пластилинового человечка в пластилиновый ком и начал расплющивать пластилин в тонкую пластинку, зажав его между большим и указательным пальцами.

– В старые времена, – сказал он, – преступник мог попросить убежища в церкви. И пока оставался в церкви, для закона он был недосягаем. Даже убийца. Правда, это сильно ограничивало его социальные возможности.

Он посмотрел на нее, будто ожидая, чтобы она ушла.

– Он убил Мэв Ливингстон, – сказала Дейзи. – И годами напропалую обманывал своих клиентов.

– И?

– Мы должны привлечь его к ответственности.

– Не позволяй делу зацепить тебя, – сказал он.

«Я становлюсь слишком стара для подобного дерьма», – подумала Дейзи. Она держала рот на замке, и эти слова, не найдя выхода, вертелись у нее в голове.

– Не позволяй делу зацепить тебя, – повторил он.

Он сложил пластилиновую пластинку в грубый куб и злобно сдавил его пальцами.

– Я этого никогда не допускал. Представь, что ты дорожный инспектор. Грэм Коутс – всего лишь автомобиль, который припарковался на двойной желтой полосе, но уехал до того, как ты успела выписать штраф. Понимаешь?

– Да, – сказала Дейзи. – Конечно. Простите.

– Ладно, – сказал он.

Она вернулась на свое место, зашла на сайт для служебного пользования и в течение нескольких часов прикидывала различные варианты. А потом отправилась домой. Кэрол ела разогретую в микроволновке корму[75] с курицей и смотрела по телевизору сериал.

– Возьму паузу, – сказала Дейзи. – Отдохну немного.

– Ты в этом году уже весь отпуск использовала, – здраво заметила Кэрол.

– Очень жаль, – сказала Дейзи. – Я слишком стара для подобного дерьма.

– Ох. И куда собираешься?

– Я собираюсь поймать одного ворюгу, – сказала Дейзи.

* * *

Компания «Карибские авиалинии» Толстяку Чарли понравилась. Может, это и была международная компания, но она больше походила на местный автобусный парк: стюардесса назвала его «дорогушей» и сказала, что он может сесть «пр’сто где захочется».

Он растянулся поперек трех кресел и провалился в сон. Толстяку Чарли снилось, что он гуляет под медными небесами, а мир – недвижим и тих. Он шел к птице, что безмернее городов[76], к птице, глаза которой пылают огнем[77], к птице с разинутым клювом – и вошел в этот клюв и опустился в глотку.

Дальше, как это бывает в снах, он оказался в комнате, в стенах которой, покрытых мягкими перьями, спрятались глаза, как у сов, круглые и немигающие.

В центре комнаты лежал Паук. Руки и ноги разведены в сторону. Он был прикован костяными цепями, словно бы из куриных косточек, и цепи тянулись из каждого угла и крепко его удерживали, как муху паутина.