Ни капельки тому не удивившись, Чарли понял, что ему нравится петь другим людям, и это то, чему он посвятит остаток своей жизни. Он будет петь: не большие волшебные песни, что создают миры или одухотворяют существующие, а обычные песни, поменьше, которые на миг делают людей счастливее, заставляют их танцевать и, пусть и ненадолго, забыть о своих проблемах. Он знал, что мандража перед выступлением не избежать, страх сцены никуда не уйдет, но он также понял, что это как прыгнуть в бассейн – холод пробирает только первые несколько секунд, а потом дискомфорт проходит, и становится хорошо…
Но
И он допел. Чарли опустил голову. Создания на утесе дали утихнуть последним нотам, перестали топать, хлопать и танцевать. Чарли снял отцовскую зеленую шляпу и обмахнул лицо.
– Это было удивительно, – сдавленно прошептал Паук.
– Ты тоже так можешь, – сказал Чарли.
– Не думаю. Что это было в конце? Я чувствовал, что ты
– Я подправил кое-что, – сказал Чарли. – Для нас. Я думаю. Но я не уверен…
И он не был уверен. Песня закончилась, а о чем она была, забывалось так же стремительно, как утренний сон.
– Твоя работа? – указал он на заваленный камнями вход в пещеру.
– Да, – сказал Паук. – Это меньшее, что я мог сделать. Впрочем, Тигр когда-нибудь выберется. Честно говоря, хотел бы я не просто захлопнуть за ним дверь, а по-настоящему ему навредить.
– Не переживай, – сказал Чарли. – Я навредил. По-настоящему.
Он окинул взглядом расходившихся животных и нисколько не удивился, не увидев отца.
– Пойдем, – сказал он. – Пора возвращаться.
Чтобы повидать Рози, Паук пришел в часы для посещений. В руках он держал огромную упаковку шоколадок, самую большую из тех, что были в больничном магазинчике.
– Это тебе, – сказал он.
– Спасибо. Мне сказали, что мама, кажется, выкарабкается. То есть она вдруг открыла глаза и потребовала овсянки. Врач говорит, это чудо.
– Твоя мать попросила еды? Действительно чудо.
Она шлепнула его по руке, но не убрала своей.
– Послушай, – сказала она спустя мгновение, – ты, конечно, решишь, что это глупо, но там, в темноте, с мамой, я думала, что ты мне помогаешь. Я чувствовала, что ты загоняешь зверя. Что если бы не ты, он бы нас убил.
– Гм. Может, я и помог.
– Правда?
– Не знаю. Мне так кажется. Я тоже попал в переделку, и я думал о тебе.
– В большую переделку?
– В огромную.
– Дай мне воды, пожалуйста.
Он подал ей стакан воды.
– Паук, что ты делаешь?
– Делаю?
– Где ты работаешь?
– Да где захочу!
– Думаю, – сказала она, – я могу тут немного задержаться. Нянечки всё рассказывают, как нужны здесь учителя. Вдруг я могла бы помочь.
– Это может быть интересно.
– А ты чем будешь тогда заниматься?
– Ну, если ты останешься здесь, я уж точно найду, чем заняться.
Их пальцы сплелись так туго, словно в морской узел.
– Думаешь, у нас получится? – спросила она.
– Думаю, да. – рассудительно сказал Паук. – А если ты мне наскучишь, я уеду и займусь чем-нибудь еще. Так что не волнуйся.
– О, – сказала Рози. – Я вовсе не волнуюсь.
Она действительно не волновалась. В мягком голосе звенела сталь. Теперь понятно, чем они с матерью похожи.
Чарли нашел Дейзи на пляже, в шезлонге. Он решил, что она дремлет на солнце. Но когда его тень ее коснулась, она сказала:
«Привет, Чарли». Не открывая глаз.
– Как ты узнала, что это я?
– Твоя шляпа воняет, как сигара. Ты не собираешься от нее избавиться в ближайшем будущем?
– Нет, – сказал Чарли. – Я же говорил. Фамильная реликвия. Я собираюсь носить ее, пока не умру, а тогда она достанется в наследство моим детям. Вот. А ты все еще работаешь в полиции?
– Типа того, – сказала она. – Босс сказал, они решили, что у меня нервное истощение из-за переработок, и я на больничном, пока не почувствую себя достаточно хорошо, чтобы вернуться.
– А. И когда это произойдет?
– Не знаю, – сказала она. – Передай, пожалуйста, масло для загара.
У него в кармане лежала коробочка. Он вытащил ее и положил на ручку раскладного кресла.
– Через минутку. Э-э-э. – Он выдержал паузу. – Видишь ли, – сказал он, – один раз мы уже прошли через такое стыдобище под дулом пистолета. – Он открыл коробочку. – Но это тебе. От меня. Точнее, мне вернула его Рози. И его можно обменять на то, которое тебе понравится. На другое. Это наверняка и по размеру не подходит. Но оно твое. Если ты его хочешь. И, гм, меня.
Она достала из коробки кольцо.
– Хмф. Ну ладно, – сказала она. – Если только ты делаешь это не ради того, чтобы получить назад свой лайм.
Тигр рыскал по пещере. Хвост у него ходил ходуном, пока Тигр вышагивал взад-вперед. Во тьме глаза его горели, как изумрудные факелы.
– Весь этот мир, и все, что в нем есть, было моим, – сказал Тигр. – И луна, и звезды, и солнце, и истории. Все принадлежало мне.
– Я чувствую, что обязан отметить, – сказал тихий голосок из глубины пещеры, – что вы это уже говорили.