Сын Зевса. В глуби веков

Гефестион с тоской и страхом видел, как меняется лицо его друга, как обостряются его черты… Александр быстро слабел. Он ничего не ел, не спал. У него пропал голос…

Гефестион грозно подступил к смущенным врачам:

— Говорите прямо — вы можете спасти царя?

Врачи опустили глаза.

— Мы больше ничего не можем сделать.

У Гефестиона перехватило дух.

— Царь умрет? Александр умрет?

— Я берусь вылечить его, — вдруг сказал Филипп, — только пусть никто не мешает мне.

Он покосился в сторону врачей. Врачи, пожав плечами, удалились.

Возникла надежда. О Филиппе шла добрая слава. Он умел лечить и многих вылечил. Гефестион взял его за руку, поглядел ему в глаза.

— Филипп, спаси нам Александра! — и, стыдясь своих рыданий, пропустил Филиппа к царю.

Внезапно, растолкав воинов, перед царским шатром появился гонец.

— От полководца Пармениона! — крикнул он, подняв над головой свиток. — Приказано передать немедля!

Гефестион загородил вход.

Но гонец настойчиво требовал пропустить его.

— Во имя жизни царя! — сказал он наконец.

И Гефестион отступил.

Гонец вошел в шатер в ту минуту, когда врач Филипп подавал Александру чашу с лекарством, которое он составил. Гонец поспешно шагнул к ложу царя, подал свиток.

— Парменион просил прочесть немедленно!

И тотчас вышел.

Александр развернул свиток. Глаза, опаленные жаром болезни, еле разбирали буквы. Почерк Пармениона был тороплив, малоразборчив. Но все-таки Александр прочитал и уловил смысл. Парменион спешил уведомить царя, чтобы он не доверял врачу Филиппу. Ему, Пармениону, стало известно, что Дарий подкупил врача; они уговорились отравить Александра. Дарий обещал Акарнанцу тысячу талантов и свою сестру в жены.

Врач стоял перед ним с чашей в руках. Александр поднял на него глаза, передал ему свиток и принял из его рук лекарство. Какое-то мгновение он держал чашу у губ, не спуская глаз с Филиппа. Увидев, что врач не испугался, но побледнел от гнева, Александр насмешливо скривил губы. «Парменион опять промахнулся», — подумал он.

И, глядя Филиппу прямо в глаза, выпил лекарство. Александр пил снадобье, а Филипп, потрясая свитком, бранил и проклинал тех, кто оклеветал его перед Парменионом, чтобы погубить царя. Лекарство огнем прошло по телу. На мгновение царь потерял сознание. Но тут же открыл глаза — ему стало легче дышать.

— Я вылечу тебя, царь, — сказал Филипп, растроганный его доверием, — только ты в дальнейшем слушайся меня!

Царь улыбнулся запекшимися губами и закрыл глаза.

— Вылечи поскорее, — прошептал он, — персы идут. Я слышу, как они идут. Помоги мне встать, чтобы встретить их…

Филипп согревал остывающее тело Александра горячими припарками. Царь не хотел есть — Филипп приносил вкусно пахнущие кушанья, ароматное вино и этим возбуждал его аппетит. Когда сознание Александра прояснялось, но глаза еще были пусты и безучастны, Филипп заводил разговор о войске, о битвах, о победах, вспоминал о матери царя, царице Олимпиаде… Так он возвращал к жизни Александра, который уже видел Харона, поджидавшего его у Стикса, в подземном царстве мертвых.

На четвертый день царь, превозмогая болезнь, поднялся шатаясь, надел военные доспехи и, не слушая ничьих уговоров, сел на коня. Медлить было невозможно. Стало известно, что через пять дней Дарий будет в Киликии.

Македонское войско снова тронулось в путь. Снова загремели копыта коней, загудела земля под тяжкой поступью фаланги, заскрипели колесами обозы…

«Почему он не умер, о Зевс и все боги? — горько упрекал богов Александр-Линкестиец, прикованный к повозке. — Почему вы не позволили ему умереть?!»

ПЕРСЫ ИДУТ

Огромное, пестрое войско персидского царя стекалось со всех концов страны к Вавилону, к резиденции Дария. Шли войска персов, мидийцев, гирканцев. Шли отряды из Лидии. С двусторонними секирами и легкими прямоугольными щитами шли барканцы из города Барки, что в Киренаике. Шли дербики — племя, живущее на восточном берегу Каспийского моря. У них были копья с медными и железными наконечниками. А те, у кого не было копий, несли толстые, заостренные палки, обожженные на огне. Шли отряды разных племен, которых и сам царь не знал, кто они такие. Неисчислимые костры военного лагеря горели вокруг Вавилона. Ночью Евфрат был полон огней.

Готовясь к походу, царь Дарий Кодоман осматривал войска. Он не глядел в сторону своих роскошно одетых полководцев. Разве победил бы Македонянин, если бы они проявили хоть немного желания сражаться? Они просто отдали победу в руки жалкому македонскому войску, сами отдали. Ну можно ли поверить, чтобы кучка македонян оказалась сильнее их?

— Сколько у меня войска?

Ни один полководец не смог ответить Дарию, сколько у него войска.

— Столько, что и сосчитать невозможно!

— Это вам невозможно, — проворчал царь, — а я сосчитаю. Царь Ксеркс тоже считал когда-то!

Дарий, по примеру Ксеркса, велел соорудить круглую ограду из кирпича, такую по размеру, куда могло бы войти ровно десять тысяч воинов в полном вооружении. Воины входили туда толпой. Полно? Значит, десять тысяч. Отходи в сторону, входите следующие. Еще десять тысяч. Отходи в сторону. Следующие…